на меня – тем более. Это с кем же надо было трахаться, чтоб такое родилось? Не иначе как от бродячего циркача из шоу уродов нагуляла.
Джоди услышала звук пощечины. Папа охнул.
– Ах ты, сука! – заорал он.
– Не смей говорить гадости про нашу дочь, слышишь?
– А что, неправда? Уродка и есть. И нечего руки распускать! Еще раз тронешь – башку оторву!
– А ну живо извинись, иначе пожалеешь, козел! И как меня только угораздило замуж за тебя выйти?
– И не подумаю! Не дочка, а позорище. Жирная, страшная, характер мерзкий… Жаль, детей не в магазинах продают, а то сходил бы поменял!
– Аластер, я тебя предупреждаю! У бедной девочки и без того комплексы. Думаешь, легко жить в тени сестры? А главное, Джоди ведь ни в чем не виновата. Да, с внешностью бедняжке не повезло. Но через пару лет наша девочка обязательно похорошеет, вот увидишь.
– Похорошеет? Скорее свиньи полетят! Вот, смотри, как раз одна мимо нашего окна полетела! Эх, даже хрюшка красивее нашей дочки!
8
Вторник, 17 февраля
Маленькая обезьянка-коата, примостившаяся на тонкой ветке дерева, смотрела на них через стекло вольера в зоопарке Друзиллас. Мех у нее был пестрый – серый, рыжий и белый – а большие глаза казались немножко грустными, но смотрели живо, с любопытством. Вдруг обезьянка принялась грызть кусок морковки, который держала в передних лапках. Ной, глядевший на невиданную зверушку во все глаза, радостно захихикал.
День выдался погожий и не по сезону теплый.
– Симпатичная, правда? – спросил Рой Грейс у сынишки, которого нес на груди в слинге. – Хочешь, купим тебе обои или мобиль с обезьянками?
Ной улыбнулся и принялся пускать слюни. Между тем обезьянка продолжала есть. Ной снова засмеялся, напустив еще больше слюней.
Что может быть приятнее, чем слышать, как твой ребенок смеется? – подумал Грейс, вытирая Ною подбородок салфеткой. Потом принялся корчить смешные гримасы, подражая обезьянке. Ной радостно захихикал.
Рой Грейс улыбнулся и второй рукой обнял за плечо прислонившуюся к нему Клио. Сегодня он в кои-то веки взял отгул, чтобы побыть с любимыми и близкими, и теперь жалел, что не делает этого чаще. А между тем Грейс мог себе позволить небольшие каникулы – отгулов у него накопилось много. И все же Грейса не отпускало легкое чувство вины. Он ведь и так уже весь январь просидел дома. Невольно вспомнился услышанный где-то афоризм: «На смертном одре еще ни один человек не говорил: «Жалею, что так мало времени проводил в офисе!».
Высказывание, конечно, было меткое, и все же, как ни нравилось Грейсу проводить время с Клио и сыном, мысли постоянно возвращались к работе. Грейс прекрасно понимал, как ему повезло. У него лучшая жена в мире и прекрасный сын. Теперь приоритеты у Грейса изменились, и он стал смотреть на жизнь совсем по-другому. Да и работа в хорошие дни только радовала. Наконец-то, после стольких лет, омраченных исчезновением первой жены, Сэнди, Грейс мог снова радоваться жизни. Что и говорить, он никогда не был так счастлив.
