а я – потрясающую часовню тамплиеров.
Но Бурлен уже его не слушал, не отнимая пальца от звонка.
– Carpe horam, carpe diem, – прошептал Данглар, отстав на пару шагов. – Лови день, лови час. Старый совет Горация.
– Места тут много, – заметил Адамберг, рассматривая поместье через изгородь, по-апрельски чахлую. – Конезавод, видимо, там, справа, где виднеются деревянные строения. Богато. И довольно вычурный дом в конце аллеи, усыпанной гравием. Что скажете, Данглар?
– Что он построен на месте старого замка. Два флигеля по обе стороны подъездного пути явно семнадцатого века. Наверняка это жилые строения, примыкавшие к центральному, куда более впечатляющему зданию. Очевидно, во время Революции его стерли с лица земли. Уцелела только башня, там, за деревьями. Видите, вон она торчит? Скорее всего, это сторожевая башня, и она намного древнее. Если мы подойдем поближе, то обнаружим, видимо, фундаменты тринадцатого века.
– Мы не подойдем поближе, Данглар.
Ворота им открыла женщина, произведя долгие манипуляции с тяжелыми железными цепями. Пятьдесят с чем-то лет, маленькая, худая, отметил про себя Адамберг, и ее упитанное лицо и пухлые круглые щеки не очень-то вяжутся со всем остальным. Жизнерадостные ямочки и угловатое тело.
– Мы хотели бы видеть месье Амадея Мафоре, – сказал Бурлен.
– Он на конезаводе, приезжайте после шести. И если вы по поводу термитов, то проверка уже была.
– Мы из полиции, – сказал Бурлен, вынимая удостоверение.
– Из полиции? Мы же им все уже рассказали! Мало мы настрадались? Снова-здорово?
Бурлен непонимающе взглянул на Адамберга. Какого черта сюда заявилась полиция? Опередив его?
– Когда здесь была полиция, мадам?
– Так уже почти неделю назад! Вам что, трудно меж собой договориться? В четверг утром жандармы приехали, не прошло и четверти часа. И вернулись на следующий день. Они допросили всех до одного, никого не пропустили. Вам мало, что ли?
– Не прошло и четверти часа после чего?
– Нет, вы точно не в состоянии между собой договориться. – Она покачала головой скорее с досадой, чем раздраженно. – В любом случае они сказали, что вопросов нет, и отдали нам тело. Продержали его у себя черт знает сколько времени. Может, даже вскрывали его, им же поперек не скажешь.
– Чье тело?
– Хозяина нашего, – с расстановкой произнесла она, словно обращалась к компании двоечников. – Он покончил с собой, бедняга.
Адамберг отошел в сторону и принялся ходить кругами, сложив руки за спиной и подкидывая ногой гравий. Осторожнее, напомнил он сам себе, если долго ходить по кругу, ввинтишься в землю, как шуруп. Еще одно самоубийство, твою мать, на следующий же день после Алисы Готье. Адамберг слушал перебранку худенькой женщины с толстым комиссаром. Анри Мафоре, отец Амадея, застрелился из ружья в среду вечером, но сын обнаружил его только наутро. Бурлен не сдавался, выражал соболезнования, уверял, что очень сожалеет, но он приехал сюда совсем по другому делу, ничего страшного, не волнуйтесь. Что
