слове.
– Возлюбленные мои, отцы и братья! – загремел над притихшей ратью его могучий голос. – Честная смерть лучше позора! Не дрогнем! Будем вместе пить эту смертную чашу за Святую Русь, за Православное Христианство, за наших матерей, жен и детей! Господь Бог и Пресвятая Богородица помогут нам!
– Готовы головы наши сложить за Христа и за Отечество, и за тебя, великий княже! – отвечали ему со всех сторон русские воины.
В двенадцатом часу дня обе рати начали сближение. «И выступила сила татарская на холм, – повествует летописец, – и пошла с холма. Также и Христианская сила пошла с холма и стала на поле чистом, на месте твердом. И страшно было видеть две силы великие, съезжавшиеся на скорую смерть. Татарская сила была черная, а русская сила в светлых доспехах, как река льющаяся, как море колеблющееся, и солнце светло сияло над ней, лучи испуская…»
Дмитрий рубился в общем строю, как рядовой ратник. Его окровавленный меч сверкал с непостижимой быстротой, нанося нападавшим страшные удары. Со всех сторон его обступили ордынцы, но он и не думал отступать. Со своими верными оруженосцами без устали собирал он жестокую жатву. Справа и слева от них росла гора окровавленных тел, и наседавшие ордынцы с ужасом смотрели, как после мощных ударов Дмитрия падала на землю очередная жертва.
В эти мгновения великий князь был страшен. Увлеченный боем, он словно отрешился от всего земного. Его лицо, искаженное гневом, было ужасно, глаза сверкали, а боевые доспехи забрызганы сгустками крови. Множество ударов выдержали они, покрывшись вмятинами и трещинами, но защитили князя от стрел, копий и сабель. Дважды его сшибали с коня, но он, прикрывшись щитом, снова вскакивал в седло, и снова его меч разил ордынцев. И только когда, потрясенные неожиданным натиском засадного полка, мамаевцы в панике побежали, Дмитрий в изнеможении опустился на землю…
Вечером Дмитрий Иванович объезжал огромное поле сражения. То, что он увидел, потрясло его не меньше, чем сама битва. Повсюду лежали груды изувеченных, окровавленных тел. Смерть примирила всех: и русских, и татар, и генуэзцев… Убитый христианин лежал рядом с мусульманином, а католик – с православным. Сердце Дмитрия разрывалось от боли, когда он видел знакомые лица погибших боевых друзей: вот лежит пронзенный копьем Александр Пересвет, а рядом «любимец его Михаил Андреевич Бренк, а близ него лежит Семен Мелик, твердый страж, а близ него лежит Тимофей Валуевич…». И велел Дмитрий «трубить в ратные трубы, созывать людей», и приказал подсчитать потери: «Считайте, братья, скольких воевод и скольких служилых людей нет!»
Небывало высокую плату заплатили русские ратники за победу на Куликовом поле. «Оскудела вся земля Русская воеводами и слугами и всеми воинствами. И о сем был страх великий по всей земле Русской», – горестно писал летописец в своем сказании о Мамаевом побоище.
Да, в жестокой борьбе ковал Дмитрий свободу и независимость Руси.
