плоскости. Попытки поделиться с кем-то своими чувствованиями, переживаниями, откровениями в подавляющем большинстве своём превращаются в точное исполнение слов Иисуса в отношении метания бисера…
Тонкие вещи во все времена воспринимались и распознавались единицами, в наше же время всезаполняющего тела и всего, что с ним связано, из этих единиц остались единицы…
Чурковатость, знаете ли, она и в Африке – чурковатость… А это значит, что вас не поймет никто и никогда из людей. Может лишь отчасти, пару раз в жизни. А коли так, то стоит ли разбивать себе нос о стену ожидаемого понимания со стороны других? Не тратить на это свои силы, время и другие ограниченные ресурсы – знак приходящей мудрости.
Одиночество – это счастье. Когда у тебя просветлённый разум, ясное видение и обретённость самого себя.
Шарики надутые
«Запомни, бренный человек: беги от самооправдания… Самолюбованье твоё – грех, а не прозрение сознанья. Не скрыть вуалью нарциссизм, цветет ли он, цветет он явно. Доколе есть его побег – об Истине не поминай подавно».
Наверняка, вы знаете… Такие красивые, кругленькие. Бывают и иные формы. Разноцветные. Даже с рисунками.
И куда не кинь взгляд, везде с ними встречаешься. Надутая политика, надутая экономика, надутый рынок недвижимости, надутая духовность…
Всё кругом – шарики надутые. Покупаешь в магазине коробку конфет внушительного размера, открываешь и ахаешь – содержимое раза в два, а то и больше, меньше самой коробки. Приобретаешь смартфон или компьютер, а в результате оказывается, что технические характеристики, заявленные производителем, не соответствуют тому, что в них реально заложено. И всегда в сторону меньшую. Радуешься предвыборным речам политиканов разного пошиба, говорящих смело, по-нашему, обещания которых настолько убедительны, что мы просто не можем за такого не проголосовать, а в результате… Вы в курсе… Идём в религиозные инстанции в поисках Истины, в поисках настоящей духовности. Но, эхх… И, увы…
И вы знаете, как ведет себя шарик надутый, когда в нём появляется хоть маленькая дырочка. Не говоря уже о том, если поднести к нему иголку… Что остается в результате? Куда девается вся эта пышность, вся эта крикливость ярких цветов, куда деваются рисунки и слова на них нарисованные?
Но речь, собственно, не об этом. Речь о другом… Что станет со мной лично, если во мне образуется дырочка, или… ко мне вдруг будет поднесена иголка? Будет ли чему сдуваться, сохраню ли я свои «формы»? Не померкнет ли рисунок явления меня самого этому миру при таких вот обстоятельствах? Изменится ли тембр моего голоса, не потуплю ли я глаза? Не сменится ли мой гонор – лебезением, а походка от бедра – семенением? Не окажется ли так, что открытая коробка конфет с мизерным количеством содержимого – это мой собственный портрет, являющий полную аналогию?
Да, спору нет, испытать банкротство, в чем бы оно не выражалось – это удар, потрясение. Но уж
