Димуле. Младший был худощав, по молодости лет прыщеват, сутул, и до неприличия патлат. Он был одет в гусарский китель с золотыми эполетами и зеленые армейские штаны с генеральскими лампасами. На лице высокородного недоросля лежала печать скуки. По-видимому, он уже жалел, что поддался на уговоры Пиявка, и приехал черт знает в какую дыру.
Неожиданно Младший ухмыльнулся, прервал хозяина усадьбы и о чем-то его спросил. Илья тотчас повернулся и посмотрел снизу вверх на окна второго этажа.
Катя вздрогнула – разговор явно шел о ней. Разумеется, она должна была сейчас в роли гостеприимной хозяйки стоять рядом с супругом и, улыбаясь, заискивающе глядеть в рыбьи глаза Димули. Если повезет, Младший дружески похлопает ее по попке, а если очень повезет, то даже затащит ее в постель. Илья, конечно, оскорбится, но не очень. У его замечательного банка назревали какие-то крупные налоговые неприятности, которые Димуля при желании мог бы разрешить одним движением своего высокородного члена. А умение закрывать глаза в нужном месте и в нужный момент у Ильи было в крови. Не зря же злые языки поговаривали, будто его дедуля и его папуля становились членами ЦК КПСС исключительно благодаря членам членов Политбюро. Что делать – тогда другой валюты попросту не было, не то, что в нынешние цивилизованные времена…
Но делать было нечего. Катя подошла к старинному венецианскому зеркалу и критически посмотрела на себя и на свое серебристое, облегающее длинное платье с вызывающим декольте и модным разрезом снизу, открывающим ее ноги. Пока еще весьма красивые ноги, к которым еще не так давно многие богатенькие Буратины готовы были положить целые состояния – не чета илюхиным копейкам. Хотя Буратины, конечно же, врали, а Илья ее действительно любит. Но свой банк он любит еще больше.
Катя слегка припудрила лицо, окутала себя облачком духов из золотого флакончика, и уже было направилась к лестнице, как вдруг случайно бросила взгляд в сторону другого окна. Оттуда открывался красивый лес на сосновую рощу, а далее – на широкое поле, которое пересекала голубая лента Москва-реки.
По полю шел одинокий путник. Он то и дело останавливался и оглядывался по сторонам. Казалось, он кого-то высматривал, словно кого-то опасаясь. Ну что ж, обычное дело. Возле лесов нынче ходить небезопасно. Многие леса были проданы на аукционах, и неосторожный путник запросто мог подвергнуться нападению «за вторжение в частную собственность». Люди из низов никак не могли привыкнуть, что некогда общие леса стали уже чьими-то. Еще труднее было привыкнуть к тому, что в лесах, еще оставшихся в собственности государства, ныне нередко таились шайки варваров, состоявших из бывших бомжей, нищих, неудачников, беглых преступников, наркоманов, дегенератов, коммуняк, сектантов, экстремистов, безнадежных больных и прочего отребья. Одинокому, а тем более невооруженному человеку, в это неспокойное время поход за грибами или ягодами грозил большими неприятностями.
Катя подошла к двери, распахнула ее – а затем почему-то вновь
