style="font-size:15px;"> – До фельдфебеля, – ответил Конюков.
– Вот и он фельдфебель, – сказал Сабуров.
– Значит, так на так, – разочарованно протянул Конюков.
На завоеванной территории постепенно все образовывалось. Пленных набралось одиннадцать человек, и их свели в одну полуподвальную каморку. От Гордиенко из соседнего дома уже протянули телефон. Масленников, как сообщили связные, с остальной частью батальона скоро должен был прийти сюда.
В окнах полуподвала, заваливая их камнями, домашними вещами, чем попало, располагались пулеметчики и автоматчики. За каменной стеной, там, где указал Сабуров, поспешно рыли себе окопы минометчики. О том, чтобы раньше следующей ночи подтащить сюда кухни, нечего было и думать. Сабуров приказал людям расходовать неприкосновенный запас. Наблюдатель, забравшись высоко на чердак, под обгоревшую крышу, сообщил о продвижении немцев по ближайшим улицам.
Гордиенко сказал по телефону, что у него все в порядке, взял четырех пленных и укрепляется, ожидая дальнейших приказаний. Сабуров ответил, что единственное приказание – укрепляться как можно скорей.
Когда наконец протянули провод от Парфенова, Сабуров взял трубку.
– Лейтенант Григорьев слушает, – послышался молодой тонкий голос.
– А где Парфенов?
– Он не может подойти.
– Почему не может?
– Он ранен.
Сабуров положил трубку. Как раз в эту минуту к нему явился запыхавшийся и счастливый Масленников.
– Вот сюда попали, когда шел, – объявил он торжественно, показывая краешек галифе с дыркой от пули.
Сабуров усмехнулся.
– Если это вас так радует – боюсь, что вы тут часто будете ходить веселым. Привели людей?
– Привел.
– Без потерь, надеюсь?
– Трое раненых.
– Ну, это ничего… А у меня только убитых двадцать один, – шепнул он на ухо Масленникову. – Побудьте тут, я сейчас вернусь.
Взяв с собой Петю, Сабуров прошел по нижнему коридору до правого конца здания, вылез через пролом и, прячась между редкими чахлыми деревьями, перебежал к соседнему дому.
Немцы не сразу заметили его, и над его головой просвистело лишь несколько одиноких пуль.
Он застал Парфенова в той же комнате, где у телефона сидел лейтенант Григорьев. Парфенов лежал на полу. Под голову у него были подложены две полевые сумки – своя и чужая. Он истекал кровью. Большой осколок мины разорвал ему живот, и, когда вошел Сабуров, Парфенов только понимающе и грустно посмотрел на него и ничего не сказал.
Сабурову было жалко Парфенова, как всегда особенно жалко бывает людей, погибающих в первой схватке. Этот маленький, худенький человек, прибывший в батальон во время переформирования и до смешного не умевший приказывать и повелевать, сейчас так мужественно и спокойно вел себя, так просто, не жалуясь, не говоря ни слова, умирал, что Сабурову невольно захотелось оказаться
