может служить примером. Не зная Христа, он по духу своему более чадо Его, нежели именующие себя таковыми, а на деле давно отвернувшиеся Отца…
Мария любила Валерия Никаноровича за его чуткость, мягкость, незлобивость. За то, что даже на несправедливо гневные выпады Торопенко не отвечал он тем же. Говорил, что спор с человеком глупым неизбежно принижает умного. Внутреннее чувство собственного достоинства не позволяло ему сходить на уровень обидчика.
Поначалу Валерий Никанорович тоже лишь развёл руками:
– Вы же понимаете, Мари, тут ничего нельзя…
И тогда она упала перед ним на колени, не стесняясь сторонних взглядов:
– Богу всё возможно! Только вы помогите!
Доктор испугался такой горячности прежде тихой сестры:
– Встаньте, встаньте! Я всё сделаю, что в моих силах! Успокойтесь!
Милый, добрый Валерий Никанорович, он, действительно, сделал всё, что мог. И даже более. Но по окончании операции всё-таки предупредил:
– Шансов у него почти нет. Хотя… Чудо, что он жив до сих пор.
– Он выживет! – твёрдо сказала Мария.
– Ну, разве что вашими молитвами! – развёл руками доктор.
Молитвами… Да вся душа её обратилась тогда в одну непрестанную молитву. Один непрестанный вопль к небесам. Чтобы он жил… Чтобы, если надо, её жизнь была взята, или обречена на муки. Какая в сущности малость… На костёр бы взошла счастливо, если бы он поднялся здрав со своего одра.
И он выжил. Валерий Никанорович удивлённо покачивал головой, поглаживая маленькую бородку:
– Торопенко бы теперь сказал, что его золотые руки и мёртвого оживят. Хотел бы и я так сказать о своих, но по совести не могу приписать своему искусству этот редкий случай… Жаль, что не смогу наблюдать вашего протеже до его выздоровления. Если он встанет на ноги, то, признаюсь, я буду всецело посрамлён в моём скептицизме.
Жаль и Марии было, что не сможет находиться при нём неотлучно… Раненых увозили в тыл, а ей должно было ещё оставаться на фронте. С болью в сердце проводила его, так и не дождавшись осмысленного взгляда, слова, до безумия тревожась, что станет с ним. Когда бы знать, куда везут!.. Да где там…
А через некоторое время из Глинского пришло каким-то чудом дошедшее письмо. Писала сестра. О делах семейных. А среди прочего о том, что заболела Сонюшка. Да по всему видать, серьёзно. И того гляди останутся малыши без призору. Чего, конечно, Анна Евграфовна не допустит…
– Стало быть, не моими молитвами… – проронила Мария, прочтя письмо. Не могла Сонюшка беду не почувствовать. Слишком любила его…
– Что-то случилось? – осведомился проходивший мимо Валерий Никанорович.
– Да. Письмо из дома… Там у нас случилось кое-что. И я должна ехать… Незамедлительно.
– Так вы нас покидаете? – доктор был огорчён.
– Вряд ли и вы долго задержитесь здесь. Фронта уже
