но верх никто не брал. И эта потасовка уже начала надоедать, как вдруг вся наша троица повисла в воздухе. Я, держащая Фели за лохмы, и Цербер, вцепившийся в ее штаны.
– И что это, с позволения сказать, за репка в постановке авангардного театра ближайшей психбольницы? – мрачно поинтересовался стоящий в дверном проеме отец.
Я впервые позавидовала псине. Тот не умел говорить, а даже если и умел бы, то его пасти были заняты. А папин взгляд тем временем остановился на мне, затем меня буквально отлепило от сестринского скальпа и поставило на пол. Следующие пять секунд ушли у папы на то, чтобы поддерживать мое пьяненькое тельце в вертикальном положении.
– Джульетта Мор, как это понимать? – Отец говорил на грани крика. Одно слово – и взорвется.
– С юмором и долей иронии? – По ходу, у меня отказали не только тормоза, но и инстинкт самосохранения.
Но, вопреки опасениям, из комнаты вынесло не меня, а сестру с собакой, так еще и дверь за ними захлопнулась.
– Значит, так. Я два часа уламывал Смерть, чтобы он проявил к тебе снисхождение. Я пообещал ему отдежурить два апокалипсиса вне очереди. И я не позволю, чтобы мои усилия пошли прахом из-за твоего приступа жалости к себе. Поэтому сейчас ты перестанешь изображать смерть на дне бутылки и отправишься под холодный душ, чтобы протрезветь. Затем прилично оденешься и поможешь матери накрыть на стол. В три часа придет Смерть, и хоть на клей себе улыбку прилепи, но будь с ним милой и обходительной. Если все пройдет хорошо, есть шанс, что он оставит тебя в Академии.
После отдачи приказов отец развернулся и покинул мою комнату, а я поплелась выполнять родительскую волю.
Стою… На мне белый сарафан с зеленым цветочным узором, волосы убраны в ажурный пучок, и в зеркало лишний раз взглянуть боюсь. Папа, опасаясь, что я в знак протеста выкину что-нибудь эдакое, прислал маму мне в помощь.
В каком уголке шкафа она откопала эту жуть? По-моему, это платье не просто не пострадало от вездесущей моли, но и сожрало ее само!
– Джули, не морщись! Ты прекрасно выглядишь.
– Я похожа на бабушку с фото сорокалетней давности.
– Между прочим, твоя бабушка всегда одевается по моде!
– Но при чем здесь я и мода сорокалетней давности?
Бабушка, к слову, в свои двести лет выглядела на тридцать и в прошлый свой визит с удовольствием носила короткое платье. Но нет! На, доченька, поплиновый сарафан. Хорошо, хоть кринолин, как на бабушкином парадном портрете, не нацепила.
Фели, напротив, с видом девочки-цветочка пыталась прилепить брошку к платью. С моего ракурса было прекрасно видно жирный слой тонального крема под ее левым глазом. Аж гордость разбирала. Почти профессиональная.
Наконец часы в гостиной пробили три раза, и мы выстроились у парадного входа в ожидании гостя.
Видно, алкоголь не до конца выветрился из моей головы, раз я посмела вслух ляпнуть:
– Что
