к людям неприметно легкого верования, никогда не возносившийся к Богу ни помыслами, ни мольбами, как впрочем и проклятиями. Он верил лишь в свою судьбу, о чем свидетельствовал и его девиз: «Судьбе не раз шепну – merci beaucoup».
А по сему при поступлении в университет, благодаря образованию, которое ему дал аббат Витербо, выбирать не пришлось – на факультет естественных наук.
Однако он вовсе не собирался посвящать свою жизнь наукам, так же как и не думал чему вообще посвящать себя, ведь подобные раздумия среди аристократов его возраста считаются недостойными и глупыми.
В отличие от него самого, его родители за него уже определили ему судьбу.
Барон д’Обюссон как участник войны за Мантуанское наследство, не терял надежд, что его сын выберет служивую стезю. В Туре он нанял ему самых искусных учителей фехтования, познакомил со своими старинными друзьями по оружию, дослужившихся до высоких званий и Франсуа часто наведывался в их части.
Мать же довольная тем, что сын будет учится, а не служить, и чего доброго не воюет, твердо была уверена, что и дальше будет так же продолжаться.
Если в определении судьбы их сына взгляды расходились, то аббат Витербо убедил их в том, что для него нужно скопить денег; урезать траты настолько, чтобы вообще не тратить ни на что лишнее, тем более в неурожайный год.
В этом году по подсчетам аббата доходы должны были составить примерно двенадцать тысяч, если конечно цены не поднимутся. Размышления об этом вызывали у барона воспоминания: как он из года в год расходовал как истинный дворянин без оглядки, что сейчас его очень огорчало что, не может обеспечить сына состоянием даже в пол сотни тысяч.
Впрочем д’Обюссону – младшему, не так уж еще много лет, чтобы что-то иметь, а кое-какая сумма для него все же имелась, вложенная в нотариальную контору мэтра Марсена, в Париже, имя которого он с трудом вспомнил и нужно было долго копаться в архиве, заваленном разными бумажками, чтобы найти расписку. Дабы убедиться, правильно ли он вспомнил, да еще долго потом подсчитывать сколько за все эти годы набежало по процентам.
А вообще барон д’Обюссон был дворянин средней руки и его сыну предвиделось безбедное существование. Как будто что-то имелось за душой и у деда Франсуа, тихо проживавшего вместе с ними и со своей дочерью, его теткой.
Такими заботами жило семейство в году 1705 от Рождества Христова, спокойной и размеренной, как метко определяется одним словом – провинциальной жизнью, за многие времена мало чем изменяющейся.
И конечно же вечером день завершали в задней зале, собираясь вокруг стола за чашкой чая, когда можно хорошенько обсудить дела и вообще побеседовать за игрой в карты или лото; если лото – то «кричащим» был обычно аббат Витербо, даже в такое затруднительное из-за игры время, умудряющийся что-то рассказать, так вот
