Слуги, которых сложившаяся картина привела в чувство гораздо быстрее, чем это могло бы сделать что-либо другое, поспешно бросились к молодой госпоже, стараясь как-то услужить ей, настежь распахивая перед нею двери и отпихивая в сторону неудачливого охранника. Они окружили её плотным кольцом, старательно показывая свою радость, без умолку говоря что-то, то и дело склоняясь в поклонах и чуть ли не целуя землю, по которой она шла. Откуда они могли знать, что такое их поведение нисколько не трогало Леверину, а если и трогало, то в прямо противоположном их стараниям направлении. Неискренность слуг, на которую в обычное время она бы не обратила внимания, на этот раз выводила её из себя. С каждой секундой она вскипала всё сильнее и сильнее, и именно в таком состоянии она переступила порог родительского дома.
Видимо, весть о её появлении распространялась по дому с невероятной скоростью и уже успела облететь, если не весь, то большую часть замка, а может быть, он просто оказался рядом. Как бы то ни было, едва Леверина успела войти в дом, перед нею вырос управляющий делами и личный слуга господина Каруча – Рэм, преграждая ей путь и чуть ли не брезгливо рассматривая её простой костюм, купленный в одном провинциальном городе по дороге в Сиан и состоящий из обычных брюк и рубашки. Он, не спеша, с ярко выраженным чувством собственного достоинства, склонил голову в лёгком поклоне, именно в таком, какой, по его мнению, заслуживала Леверина, и хотел что-то сказать, но она не дала ему этого сделать. Окончательно выведенная из себя его сальной улыбкой, которую он надел на себя, даже не потрудившись спрятать презрительный взгляд, Леверина, изо всех сил, оттолкнула его в сторону. Не ожидавший такого к себе обращения Рэм потерял равновесие и под вздох в конец опешивших слуг грохнулся на отполированный до блеска паркет, издав при этом характерный шлепок и громко испортив воздух. Наступила полная тишина, нарушаемая лишь, перемешанными с проклятиями, стонами Рэма. Протиснувшийся в дом охранник, которому до Рэма было, ох как, далеко, наконец-то понял, что ему больше ничего не светит, и сразу же, потеряв все силы, прислонился к стене.
Не задерживаясь у порога и с трудом сдерживая бьющую её нервную дрожь, Леверина пересекла просторный зал и увидела одиноко стоящую возле открытого окна невысокую худую женщину, свою няню, которая, почувствовав слабость в ногах, опёрлась о подоконник.
– Здравствуй, няня, – поздоровалась Леверина, подходя к ней, но так и не найдя сил улыбнуться.
Женщина заплакала и прижала Леверину к себе.
– Здравствуй, доченька, – ответила она сквозь слёзы. – Слава богу, живая.
– Да, няня, как видишь, со мной всё в порядке.
– А мы тебя уже похоронили.
– Было бы лучше, если бы я действительно умерла.
– Бог с тобой, дочка! Что ты такое говоришь?
– Прости, няня, – Леверина мягко отстранила от себя женщину. – Я потом тебе всё расскажу. Где они?
– Кто,
