протопала по лестнице наверх – переживать.
Слава вернулся огорченный.
– Я так хотел, чтобы она попробовала ваше жаркое! – сказал он.
– Надеюсь, все обойдется, – сказала Лидочка голосом старшей сестры.
– Как говорит Валентина, искушенная в человеческих интригах, – сказал Слава, закрывая дверь в кабинет и запуская тонкие пальцы в бородку, – Иришка очень боится, что ее мама лишится наследства. Но это не так, клянусь вам, что это не так. Иришка – трудный ребенок. Но виноваты в этом только мы, взрослые.
Лидочка этот текст уже слышала.
– Я думаю, что ей хотелось бы восстановить нашу семью. И тогда она тоже обрела бы покой. – В его словах звучал лживый пафос.
Лидочка хотела спросить, есть ли на это шансы, но прикусила язык и в ответ на вопросительный взгляд Славы заговорила о Геннадии, о том, как они летели сегодня в самолете, а потом она встретила его здесь. Конечно, встреча могла быть случайной, но она считала своим долгом…
– Любопытно, – сказал Слава. – А знаете, я в глубине души все жду, когда ко мне придет соотечественник или из уголовного мира, или из налоговой инспекции и спросит: «Откуда деньги? Делись с нами!»
– Но вернее всего, это случайность? – Лидочка не стала говорить Славе о странном признании Геннадия – «я организатор убийств». Ведь Геннадий в тот момент или шутил, или был убежден, что никогда в жизни больше Лидочку не увидит.
– Я не знаю… порой я ничего не знаю. Но то, что известно троим, уже не тайна, а то, что известно моим родственникам, становится общественным достоянием.
Слава поднял палец. В вечерней тишине было слышно, как наверху ходит Иришка. Походка у Иришки была тяжелой.
За французским окном – стеклянной стеной в сад – висела глубокая синева, усеянная изящно развешенными звездами.
– Со мной случилась любопытная история, – начал Слава. – Вернее, с моей мамой, Марксиной Ильиничной, с которой вы уже знакомы. Мама моя – чистых кровей русская женщина, даже со склонностью к коммунизму, я имею в виду имя. Никаких других вариантов в семье не наблюдалось…
Слава вздохнул. Рассказчиком он был не очень опытным, и исповедь в духе настоящего романа потребовала от него нервного напряжения.
– Странно, – сказал он вдруг, – ведь мы знакомы один день. То есть я знал о вас, мама говорила, я представлял… Но я ведь довольно скрытный человек, мои сослуживцы, даже приятели до сих пор не представляют, что же со мной произошло и куда я делся. Я мало с кем поддерживаю отношения. И боюсь, что сегодня спать не буду в опасении вашего знакомого… Геннадия?
– Геннадия.
– Я ничего не храню дома. А зачем? У нас даже нет драгоценностей. Знаете, я все собираюсь купить новый телевизор, но так страшно обратить на себя внимание! Я понимаю, что ничего не заслужил, что все это усмешка судьбы, может, даже злая усмешка. Ничего из этого хорошего не выйдет… И тут еще вы приехали!
– Пока что я не вижу связи.
– Наоборот! Мне хочется вам рассказать. Я хочу, чтобы
