что я обескуражена, – значит не сказать ничего!
Я стояла за его плечом, не зная, что делать.
А солнце действительно садилось. Огненно-красный шарик, словно бусина на нитке, движущийся между небом и морем. И небо, и море были невероятными – ярко-розовое с ярко-голубым. А по морю прямиком к солнцу пролегла дорожка. Вот бы пройти по ней туда, за горизонт!..
Солнце действительно садилось невероятно, фантастически быстро. Вот уже виден всего лишь краешек, еще буквально минута – исчез и он. Только море оставалось все таким же алым, будто солнечный свет расплескался по его поверхности.
– Вот и всё, – послышался мальчишечий голос, и я вздрогнула, потому что успела забыть, что не одна.
Злость куда-то ушла, будто исчезла за горизонтом вместе с солнцем. Я хотела опять разозлиться, но никак не могла. Наверное, это звучало в моем голосе, когда я сказала белобрысому Сашке, что он негодяй. По крайней мере, на него это заявление не произвело ни малейшего впечатления. Он пожал плечами – и только.
– Скажи, зачем ты устраивал все это? – спросила я, обращаясь к его узкой загорелой спине. Повернуться ко мне он так и не соизволил.
– Уезжайте, – сказал он тихо.
Я даже усомнилась, произнес ли он это или то, что я слышала, было лишь плеском волны.
– Но почему? Объясни, почему мы должны уехать? Может, нам здесь нравится?
Он промолчал, и я все-таки начала закипать.
– Ну хорошо, – сказала я, тоже отворачиваясь от него, – раз ты не хочешь разговаривать со мной, я поговорю с твоей бабушкой!
Конечно, жалобы – это не мой стиль, но что делать, если тебя просто-напросто игнорируют, а с сидящим спиной человеком невозможно ни нормально поговорить, ни даже стукнуть его хорошенько. И что еще мне оставалось?..
– Не надо! – он прыжком поднялся на ноги и наконец-то обернулся ко мне лицом. – Пожалуйста, не ходи к бабушке! Не надо!
Я торжествовала. Похоже, его слабое место обнаружено, и мне остается лишь ударить по нему посильнее.
– Я так и знал! – выдохнул Сашка, и я увидела, что его лицо на глазах окаменело, словно он нацепил на себя маску, и только в глазах раненой птицей метнулся страх.
По тропинке по направлению к нам шла старуха. Легкий морской ветерок трепал седые космы и края широких черных одежд. В одной руке она держала деревянный посох, в другой – пучок какой-то травы с мелкими желтыми цветами.
Мы молчали все то время, покуда она двигалась к нам.
Теперь, когда старуха приблизилась, я смогла ясно разглядеть ее лицо. Темно-коричневую, изрезанную многочисленными морщинами кожу, напоминавшую старую пиратскую карту, провалы щек – Мариинские впадины, лоб и подбородок – континенты, крупный крючковатый нос – горный пик. И наконец – глаза. Нет, самое главное – глаза. Ясные, морские, неожиданно синие и пронзительные. Острые, как иглы. Сейчас эти две иглы впились в меня по самые ушки. Старуха смотрела на меня так, будто видела насквозь, словно погружала в меня исследовательские
