поддал коню пятками, выпустил почти в упор стрелу в ближнего, и размахивая кистенём направил коня на сунцев.
Наверно они растерялись. Их лошади сами расступились, пропуская бешено орущего всадника на хрипящей лошади, и он проскочил. Вслед с запозданием и неточно полетели стрелы (ханьцам никогда не научиться хорошо стрелять на скаку!), заржали понукаемые кони, но Сиантоли уже оторвался и, пользуясь всё тем же предательским низовым туманом, стал уходить не в сторону своих, а отвернул в противоположном направлении и скрылся в долинном редколесье.
Лишь на следующее утро пробрался он к своим. Оказалось, из вчерашней пятёрки вернулись трое во главе с командиром пятка. Чтобы избежать наказания, соврали, что десятник сдался в плен сунцам. Столь тяжко Сиантоли никогда не оскорбляли!
После оглашения приговора перед построенной тысячей всем четверым отрубили головы. Командиру пятка, молодому задиристому чжурчжэню, больше всех болтавшему о предстоящих победах, снес голову Сиантоли.
Но больше всего Сиантоли переживал измену алиши27, земляка-оруженосца с которым они два года спали рядом и ели из одного котла, которому Сиантоли доверял свои секреты и с которым советовался, которого, наконец, он содержал в походе за свой счёт, и содержал неплохо. После первого боя оруженосца опознали среди убитых сунцев, – он воевал против своих в рядах врагов. «Как же такое может быть?!» – размышлял Сиантоли, пытаясь ставить себя на место предавшего, но понять так и не смог.
Это предательство Сиантоли переживал очень долго. До конца той войны он каждого подозревал в измене и ничего не мог с собой поделать. После это улеглось, притупилось, но не забылось. Полностью доверяться он уже не мог никому, тем более дружить.
И вот теперь снова напоминание: никому нельзя доверять!
После наказания плетьми Трепло будто подменили. Он стал безропотно выполнять все приказы, напоказ выставлял старание в постижении сложностей управления лошадью. И у него даже стало получаться. К удивлению десятка, он перестал трепаться, на шутки и вопросы отвечал односложно и находился будто в задумчивости.
После очередной холодной ночёвки посреди заснеженной степи обнаружилось отсутствие Трепло. Настоящему чжурчжэню не нужно специально учиться, чтобы по следам прочитать, что беглец пробрался к пасущимся лошадям, отвёл одну в сторону и на ней ускакал в степь. Сиантоли отрядил на поиск добровольцев. Вызвались Хохотун и Брат Малый. Позднее зимнее солнце ещё не поднялось из-за края степи, как посланцы вернулись. Хохотун вёл рядом со своим конём лошадь Трепло, а Брат Малый волочил по земле привязанного арканом к седлу самого беглеца.
Расправа была быстрой. Построили сотню, объявили статью Ясы28, которую нарушил преступник и от натренированного удара палашом отлетела болтливая голова на мёрзлую землю,
У каждого чжурчжэньского воина был оруженосец – «алиши». Он не считался воином, но принимал участие в сражениях. Довольствие на него не полагалось, снабжение алиши было заботой воина.
Яса – свод законов Чингисхана. Главное место в Ясе занимали статьи о взаимопомощи в походе и запрещении обмана доверившегося. Нарушившего эти установления казнили. Напротив, врага монголов, оставшегося верным своему правителю, щадили и принимали в своё войско. Добром считались верность и храбрость, а злом – трусость и предательство.
