ого, что ту же газету читали и его отец, и его покойный дед, довоенный фотограф. Зачастую для людей, которые много размышляют о смерти, ощущение поступательной преемственности разума само по себе служит большой утехой. Уморенный слуга Божий подложил себе под голову разноцветные жесткие подушечки, но тут в дом кто-то позвонил.
– Ты откроешь? – донесся из кухни голос.
Пробурчав себе под нос «Ну, конечно, а то кто же?», отец Михаило, еще молодой, но частенько томимый усталостью человек, сунул ноги в свои клетчатые тапочки и побрел отворять дверь.
– Схоронись я в черную землю, меня бы и там нашли, – ворчал он. Священникам нередко представляется случай посетовать на отсутствие покоя.
Однако ворчливый настрой Мики быстро сменило изумление – на пороге стоял Драги Джавол, или «Дорогой Дьявол», сосед с верхнего этажа.
Господин Драги был тихим и замкнутым человеком. Никто не знал, за что он удостоился такого неподходящего прозвища, но его упорно звали так все – будто имя ему было Драги, а фамилия Джавол. И даже его сын Благое благодаря отцу получил прозвище Джаволче – «дьяволенок». Блажа Джаволче. Когда Мики был еще ребенком, Блажа уехал куда-то за границу. И в округе осталась только легенда о «Дьяволенке» – красавце и бабнике. Так оно обычно бывает: жители малых поселений не терпят, чтобы кто-то жил среди них без прозвища, а люди, не смиряющиеся с обидными кликухами, бегут от них подальше.
Сонный священник искренне удивился, увидев на своем пороге соседа, общение с которым ограничивалось лишь учтивыми приветствиями во время минутных встреч на лестничной площадке. Раньше он иногда видел его в церкви. Обычно господин Драги после службы быстро удалялся, не перемолвившись ни с кем ни единым словом. А в последнее время старик вообще не попадался Мики на глаза.
Священник вежливо пригласил гостя в дом.
Драги Джавол молча переступил порог. К груди он прижимал старую коробку из-под рубашки с эмблемой ДТР – загребской фабрики по пошиву одежды. Рубашка явно покупалась в идиллический период социалистической Югославии и, судя по всему, порвалась давно, прослужив свои последние деньки половой тряпкой (как это принято в домах с рачительными хозяевами). Коробка же сохранилась. И сейчас, перевязанная шпагатом, она, похоже, скрывала нечто такое, что представляло собой несоизмеримо большую ценность, нежели белая рубашка.
Попадья Вера лишь на секунду высунулась из кухни посмотреть, кто пришел, и сразу же шмыгнула обратно. Ее не прельщало общение со смертельно серьезным стариком, пусть и соседом.
Когда Мики предложил гостю присесть, тот что-то промямлил и, не выпуская коробки из рук, опустился на самый краешек софы. А затем заговорил медленно, но четко и внятно – голосом, значительно более молодым в сравнении с его внешностью:
– Я пришел, так как полагаю, что вы – человек, которому можно довериться. И вовсе не из-за сутаны… – сказав это, старик окинул соседа взглядом с головы до ног. Ему было непривычно видеть Мики без рясы, да еще и в клетчатой рубашке и безрукавке ручной вязки.
Мики не стал садиться. Как радушный хозяин, он решил сразу же попотчевать гостя ракией[1]. Конечно же – домашней, из тех запасов, что он каждый год привозил из деревни, от сына брата дядьки по отцу жены брата его матери. Или тот родственник приходился сыном брата другого дядьки – мужа материной сестры? – Мики не был до конца уверен. В любом случае ракия, по его мнению, была доброй. Забористая, лишь с небольшой кислинкой.
– Может, по чарке ракии?
Драги Джавол насупил косматые брови и помотал головой.
– Спасибо, я не пью.
– Ну, тогда я велю жене сварить вам кофе?
– Да нет, вы садитесь, пожалуйста. Я не задержусь у вас долго…
Гость, наконец, оторвал коробку от груди и, обращаясь с ней бережно, как с величайшей драгоценностью, поставил перед собой на столик.
– А как насчет сока?
– Спасибо, ничего не надо. Вы только сядьте.
– Может, минералку? Вы должны что-нибудь…
Будучи образцовым православным священником, Мики, тем не менее, ревностно придерживался старого языческого обычая гостеприимства, в сущности проистекавшего из суеверной озабоченности хозяев: откажется гость от угощения – жди в доме особой беды.
– Да сядьте же, что вы как дитятко малое!
Отец Мики, оказавшийся вдруг под суровым прицелом вытаращенных и слезящихся старческих глаз, да еще и уподобленный дитятку, быстро скользнул в кресло. И принялся рассматривать коробку. Она была такого яркого синего цвета, что резало глаз, с белой полосой и красным треугольником. А на ее крышке виднелся маленький черный силуэт бегущего трубочиста. Священнику вдруг этот силуэт трубочиста показался каким-то
Ракия – крепкий алкогольный напиток (содержание спирта от 45 до 60 %), получаемый методом дистилляции виноградного вина или фруктовых соков и повсеместно популярный на Балканах. В домашних условиях ракию варят в октябре—ноябре после сбора урожая и обеспечиваются ею на всю зиму. В Сербии ракия-сливовица – национальный напиток. У сербов не принято говорить «гнать водку», там говорят «печь ракию». Сербы считают, что крепкая ракия – напиток для крепких людей. Они шутят, что гостям нужно выпить четыре рюмки ракии. Первую – за «добро пожаловать!», вторую – за то, что гости «пришли на двух ногах», третью – за то, что «мы крестимся тремя пальцами», а последняя рюмка сопровождается прибауткой: «Если вы выпьете четвертую, то уйдете на четвереньках».
