и предал, и оставил. Зачем он тогда выскочил со своей дурацкой собакой? Жила себе тихо-мирно, не особо счастливо, но все-таки. Максимум, о чем мечтала, – уйти от Вадима, избавиться от его невыносимо раздражающего присутствия, а о счастье и не помышляла. Ну и ушла бы, в конце концов, осталась бы одна, жила бы себе дальше в тишине и покое, скромненько, без особых претензий. Нет, выскочил, осчастливил, обнадежил. А все для чего? Для того, чтобы лежать теперь с простреленным лбом на ее кровати? Обольстил и бросил. Осчастливил и убил. И предал. Что же теперь делать?
Боль сменяла отчаянье, отчаянье сменяло ярость. Катя сидела на полу возле кровати, на которой лежало мертвое тело Михаила, и сжимала в ладонях холодную Мишину руку. Слезы, которые никак не могли пробиться сквозь отчаянье, ярость и невыносимую боль, вдруг прорвались, и Катя уткнулась лбом в холодную кисть Михаила и горько, безутешно заплакала.
Вот тебе и счастливый ужин на двоих, вот тебе и огромные рождественские каникулы. Маленькая, смехотворно ничтожная ранка на лбу – и нет ничего, конец всему. Как могло такое произойти? Как?!
Да ведь это убийство! Мишу убили.
Кто убил его и зачем?
Затем, чтобы перечеркнуть их счастье, чтобы поставить ее, Катю, в совершенно безвыходное положение.
Что ей делать теперь с его мертвым телом? И… что делать теперь ей без него, живого?
Слезы стекали по бесчувственной, холодной кисти Михаила и капали на пол, но от слез и Катиного дыхания мертвая его рука согрелась и стала казаться живой. Безумная, истерическая надежда вдруг завладела Катей. Ей даже показалось, что рука шевельнулась, пульс вернулся и жизнерадостно забился у запястья. Катя перестала плакать и медленно, боясь ошибиться, миллиметр за миллиметром двигаясь взглядом от кисти вверх по руке к неподвижному плечу, от плеча к шее, от шеи, стала выискивать пульс.
Наваждение прошло: глаза Миши все так же безучастно смотрели куда-то вверх, аккуратная ранка темнела на лбу – смерть не отступила. У нее, сколько ни плачь, ничего не выплачешь.
Нет, это не вадимовское шутовское представление, это настоящая смерть. Убийство. Настоящее убийство. Но кто мог убить Михаила? И почему это сделали здесь, у Кати в квартире?
Да Вадим же и убил! Он же говорил тогда, что ни перед чем не остановится. Сначала устроил спектакль – предупреждение, а потом… И ключи от ее квартиры у него есть. Выследил Мишу, вошел и убил. Чтобы вернуть ее.
Но ведь это же глупо. Неужели Вадим не понимает, что окажется в главных подозреваемых? Да нет, не в главных, в единственных. Следствию сразу же станет ясно, в чьих интересах была его смерть, а учитывая место преступления, и последние сомнения рассеются.
Хотя насчет места как сказать. Квартира-то ее, значит… Значит, главным подозреваемым может оказаться вовсе не Вадим, а Катя. На это, может быть, он и рассчитывал. Совсем не глупо получается, расчет вполне верный: он убивает Мишу, подставляет ее, а сам оказывается ни при чем. Доказать свою непричастность Вадиму не составит
