рыболовов и уводят их в рабство. Только флаг, указывающий на людей цивилизованных и располагающих огнестрельным оружием, удерживает дикарей от грабежей и буйства.
При слове «рабство», переданном Виктором, Фрикэ навострил уши.
– Как? В Папуазии есть невольники? Неужели дикарям недостаточно одной общественной язвы – каннибализма? – спросил он у Узинака.
Начальник захохотал и дал следующий ответ:
– Папуасы не все антропофаги. Доказательство этого, например, береговые жители. Что же касается горцев, о, это другое дело. Береговые жители – люди смирные, гостеприимные, любят кочевать с места на место и питаются тем, что дает им рыбная ловля и саговое дерево. Горцы, напротив, ведут оседлую жизнь, охотятся, разводят иньям, сахарный тростник и так далее. Они сильны, свирепы и каннибалы.
– Здесь, как я вижу, – заметил Фрикэ, – все навыворот. Чуть не во всех странах света землепашцы обычно смирные, береговые жители сущие разбойники. Не так ли, Пьер?
– Совершенно верно, мой милый; но все-таки это не так странно, как кажется. Ты забываешь, что мы у антиподов и мир здесь стоит вверх дном.
– Браво, – засмеялся Фрикэ, – ты первый угадал причину.
– А что касается невольников, – объяснил Узинак, – сам увидишь, что мы с ними хорошо обходимся.
– В этом я не сомневаюсь, мой храбрый папуас, и эта надежда отчасти мирит нас с половиной населения громадного острова Океании.
Плавание тянулось без особых приключений уже целую неделю, приостанавливаясь только в безлунные ночи. Тогда пироги приставали к берегу, путешественники располагались лагерем неподалеку от них и с рассветом снова пускались в путь. По пути им не попадались корабли, принадлежащие цивилизованным странам, зато бесчисленное множество пирог, зачастую с весьма подозрительным экипажем, пересекало дорогу наших друзей и их союзников. Однажды случилось даже, что одна из сомнительных пирог попробовала было внезапно напасть на них. Приблизившись на расстояние человеческого голоса, люди чужого экипажа быстро сорвали на своей пироге крышу из листьев, мешающую натянуть лук. Это означало не пустое любопытство, а пахло наглым нападением. Фрикэ, проворно схватившись за ружье, послал в их сторону пулю. Успех был необыкновенный: черные зачинщики ссоры мигом водрузили крышу на место, что, по выражению Пьера, было равносильно закрытию пушечного люка, и быстро удалились в противоположную сторону.
На восьмой день около полудня пирога вошла в узкий пролив, мелководный и унизанный коралловыми рифами, мешающими плаванию до такой степени, что несколько человек вынуждены были сойти в воду и тащить пирогу веревками. Но вдруг этот узкий мелководный пролив стал глубже и превратился в лиман, окаймленный с двух сторон густым кустарником.
Лиман этот не мог быть ни чем иным, как устьем реки. На это указывала глубина и внезапно изменившийся
