казака, выскочив из-под ярового берега, разом сшибли его с ног.
Тяжело подымаясь с земли, он поливал сваливших его казаков отборной руганью и с неприязнью косился на Шигаева.
– Ой, батюшки-светы! – вдруг вскричал Шигаев. – Хлопуша, да неужто это ты?
– Я самый, – задышливо проговорил Хлопуша; в груди его хрипло. – А это ты, никак! Здравствуй, Максим Григорьич.
Пугачев с ног до головы окинул оборванца суровым взглядом и насупил брови.
– Ты что за человек? Откуда? – спросил Пугачев.
– Да вот он знает меня, кто я таков, – ответил Хлопуша и тряхнул локтями, желая освободиться от крепких казачьих рук, державших его.
– Ваше величество, это – Хлопуша, я его знаю. Он человек бедный, порядочный. Мы с ним вместе в оренбургском остроге сидели. Я, ваше величество, осужден был по казачьему бунту, – сказал Шигаев, сняв шапку и покашливая. – Ребята, не держите его.
Хлопуша, поняв, что перед ним сам Пугачев, тоже стащил с головы шапку, кой-как кивнул ему и, ухмыляясь в бороду, сказал:
– К тебе я.
– По какому делу? Служить мне хочешь аль убить подослан?
Хлопуша молчал. Он стоял теперь в окружении набежавших казаков. Они не спускали глаз с широкоплечего детины.
– Отвечай, – строго повторил Пугачев. – Кем подослан? По какому делу?
– А вот по какому, – ответил Хлопуша, неспокойно моргая глазами, и, порывшись за пазухой, вытащил четыре пакета. – Один тебе, а три казакам велено. Сам губернатор приказал. Только перепутал я их… Да уж бери все, мне не жалко! – Прикрякнув, он протянул пакеты Пугачеву.
Пугачев повертел их перед глазами и, не распечатывая, велел отнести к себе в палатку.
В это время из-за бугра вымахнул всадник. Остановившись, он обернул коня назад, кому-то замахал шапкой и закричал пронзительно и тонко:
– Али-ля!.. Здеся бачка-осударь? Адя-адя!..
И вот перед Пугачевым – нанизанные на общий аркан четыре связанных по рукам человека. Их поймали на дороге каргалинские татары. Пугачев стоял в окружении приближенных. Он спросил пленников:
– Кто вы такие?
Тогда все четверо повалились на колени.
Старик Пустобаев, сдерживая гулкий бас, в волнении проговорил:
– А послал нас, твое царское здоровье, наш полковник Симонов из Яицкой крепости в Оренбург с бумагами. Вот и бумаги… Уж не прогневайся, – и огромный старик достал из сумки большой пакет.
– Поди прими, – приказал Пугачев сержанту Николаеву.
Сержанта бросило в испарину. Он хорошо знал этого услужливого старика, и молодому человеку вдруг стало до боли стыдно взглянуть в глаза его. Он подскочил к нему и быстро выхватил из его рук бумагу.
– Знаешь ли ты, дед, кто перед тобой стоит? – спросил Пугачев и подбоченился.
Долгобородый, богатырски сложенный Пустобаев взглянул
