и Ольга
Говорили, что государыня Мария Федоровна жалела, что долго не было наследника: впоследствии же сожалела, что больной Алексей Николаевич занял место ее здорового сына, великого князя Михаила Александровича. Я лично думаю, что виноваты в отношениях двух государынь были окружающие. Между дворами возник непонятный антагонизм; для лиц двора императрицы-матери что бы их величества ни делали – все было плохо. Равным образом императрица-мать никогда не хотела уступить первого места государыне императрице Александре Федоровне как царствующей особе: на выходах, приемах и балах она всегда была первая, а императрица Александра Федоровна оставалась позади. Императрица-мать любила общество, которое критиковало молодую государыню.
После целого ряда недоразумений отношения их, к сожалению, сделались только официальными, и, хотя их величества называли императрицу-мать Mother dear,[8] но отношения их не были близкими. Тем не менее несколько дней, которые императрица-мать провела в шхерах, прошли очень хорошо. Во время игры в теннис на берегу государь заметил нам, чтобы мы играли как можно лучше, «так как вот идет Мака». Государыня шла из леса быстрой походкой с несколькими членами свиты, в белом платье. Она казалась издали молоденькой барышней. Сев на скамейку, государыня стала следить за нашей игрой. Мы завтракали на «Полярной Звезде», а затем императрица обедала у нас на «Штандарте». 22 июля, в день именин государыни и великой княжны Марии Николаевны, мы провели на «Полярной Звезде» полдня. Помню, после завтрака я снимала государя с императрицей-матерью: она положила руку на его плечо, а ее две японские собачки лежали в ногах. Потом мы танцевали на палубе, и государыня Мария Федоровна нас всех снимала. Вечером великие княжны Мария и Анастасия Николаевны представляли маленькую французскую пьесу, и государыня-мать от души смеялась. Наблюдая за обедом, многие из нас заметили, как при взгляде на императрицу Александру Федоровну у императрицы-матери совсем менялось выражение лица, и становилось грустно, что такая бездна недоразумений разделяет государынь. Помню, как вечером, проходя мимо двери Алексея Николаевича, я увидела императрицу-мать, сидящую на его кроватке: она бережно чистила ему яблоко, и они весело болтали.
Кончился день на «Штандарте». Как ясно я помню светлые тихие вечера, когда каждый звук доносился с миноносцев, стоящих в охране. Запах воды и папироски государя. Сидим мы на полупортиках и беседуем. Длинные рассказы о его юности или впечатления прошедшего дня – и как мирно было в окружающих лесах и на озерах, и на далеком небе, где зажигались редкие звездочки; так же мирно и ясно было на душе. Проснемся – и опять будет день, наполненный радостными переживаниями; все будем вместе – те же обстановка и люди, которых любили их величества. «Я чувствую, что здесь мы одна семья», – говорил государь. Мне казалось, что и офицерство, соприкасаясь с их величествами и видя их семейную жизнь, проникалось лучшими чувствами и настроением.
Глава
«Дорогая матушка»
