с кем-нибудь из друзей на аттракционы в парк, кормили гамбургерами или водили в кино. А Гарри на это время сдавали миссис Фигг, чокнутой бабке, которая жила через две улицы. Гарри терпеть не мог с ней оставаться. Там в доме воняло капустой, и она заставляла Гарри рассматривать фотографии кошек, которых за долгую жизнь у нее перебывало великое множество.
– И как быть? – Тетя Петуния возмущенно посмотрела на Гарри, словно все это было его рук дело. Тот понимал, что должен бы посочувствовать миссис Фигг, да только не мог себя заставить: ведь теперь впереди еще целый год без Снежинки, Пуфика, дяди Лапки и Хохлика!
– Давай позвоним Марджи, – предложил дядя Вернон.
– Не говори глупостей, Вернон, сам знаешь – она ненавидит мальчишку.
Дядя с тетей часто говорили о Гарри в его присутствии так, будто его нет рядом; точнее, так, будто он – какой-то мерзкий слизняк и не в состоянии их понять.
– А эта, как бишь ее, твоя подруга… Ивонна?
– В отпуске на Майорке, – отрезала тетя Петуния.
– Оставьте меня дома, – с надеждой предложил Гарри (он в кои-то веки сможет посмотреть по телевизору что захочется или даже поиграть на компьютере Дудли).
Тетя Петуния скривилась, точно разжевала лимон.
– Чтобы потом вернуться к руинам? – проворчала она.
– Я не взорву дом, – сказал Гарри, но его не слушали.
– Давай возьмем его в зоопарк… – медленно заговорила тетя Петуния, – …и оставим в машине…
– Машина, между прочим, новая, я его там одного не оставлю…
Дудли громко зарыдал. Не по-настоящему, конечно, – он сто лет не плакал по-настоящему, – но знал, что, если как следует скривиться и завыть, мама сделает для него что угодно.
– Динки-дуди-дум, не плачь, мамочка не позволит ему испортить тебе праздник! – воскликнула тетя Петуния, обвивая руками шею сына.
– Я… не… хочу… чтоб… он… шел… с… нами! – голосил Дудли между притворными всхлипами. – Он в-вечно в-все портит! – И Дудли злорадно ухмыльнулся Гарри из-под маминых рук.
Тут раздался звонок в дверь.
– Боже мой, уже пришли! – в отчаянии вскрикнула тетя Петуния – и на пороге возник лучший друг Дудли, Пирс Полкисс, с мамой. Тщедушный, с крысиным лицом, Пирс обычно выкручивал руки тем, кому Дудли собирался вмазать.
Дудли сразу перестал плакать.
Через полчаса Гарри, не веря своему счастью, впервые в жизни ехал в зоопарк – рядом с Дудли и Пирсом, на заднем сиденье. Дядя с тетей так и не придумали, куда бы его сплавить, но перед отъездом из дома дядя Вернон отвел его в сторонку и прошипел, приблизив к нему огромное багровое лицо:
– Предупреждаю, парень: один фокус, одна-единственная твоя штучка – и ты не выйдешь из чулана до Рождества.
– Да я ничего и не собирался, – сказал Гарри, – честно…
Но дядя Вернон ему не поверил. Никто ему не верил, никогда.
Беда в том, что с Гарри часто происходило
