еще можно остаться здесь и найти разумное применение деньгам. А кроме того, самое время заняться работой и провести день с пользой. Чертовы кошки! – Чарльз подскочил к двери и распахнул ее настежь: – Брысь! – Он вдруг замолчал, уставившись на ступеньки. Адам подошел к брату.
Какое-то существо в грязных лохмотьях, извиваясь, как червяк, пыталось заползти на крыльцо. Худенькая рука цеплялась за ступеньки, а вторая бессильно повисла, как плеть. Лицо покрыто коркой засохшей крови, губы разбиты, глаза смотрят из-под распухших почерневших век. На лбу открытая рана, и свежая кровь струйкой стекает на волосы.
Адам спустился вниз и, став на колени, склонился над непонятным существом.
– Помоги-ка, – обратился он к брату. – Давай занесем ее в дом. Осторожно, смотри, рука-то сломана.
Братья стали заносить девушку в дом, и она потеряла сознание.
– Клади ее на мою кровать, – скомандовал Адам. – А теперь, пожалуй, сходи за врачом.
– А может, лучше запрячь лошадей, положить ее на телегу и отвезти в город?
– Отвезти в город? Ты совсем одурел?
– Это еще как сказать, кто больше одурел. Пораскинь мозгами.
– Господи, да о чем тут думать?
– Двое мужчин ведут уединенный образ жизни, и вдруг у них в доме появляется вот это.
– Ты серьезно? – опешил Адам.
– Куда уж серьезнее. По-моему, ее лучше увезти. Через пару часов о ней проведают все в округе. Откуда ты знаешь, кто она такая? Как сюда попала, и что с ней случилось? Адам, ты играешь с огнем.
– Если сейчас же не поедешь за доктором, поеду сам, а ты останешься здесь, с ней, – холодно заявил Адам.
– Я-то поеду, а вот ты совершаешь большую ошибку. Предупреждаю, мы с ней еще натерпимся.
– Ладно, твое дело привезти врача, а все страдания я беру на себя.
После отъезда брата Адам пошел на кухню и, налив в таз горячей воды из чайника, направился в спальню. Он смочил в воде носовой платок и принялся смывать с лица девушки запекшуюся кровь и грязь. Она уже пришла в сознание, и из-под распухших век на Адама сверкнули ясные глаза. Его мысли перенеслись в прошлое: та же комната, та же кровать. Над ним склонилась мачеха с мокрым полотенцем в руках, струйки воды стекают по разбитому лицу, отзываясь расползающейся во все стороны болью. Мачеха все говорила и говорила. Адам слышал голос, но слов вспомнить не мог.
– Все будет хорошо, – обратился он к девушке. – Уже поехали за врачом, он будет здесь с минуты на минуту.
Девушка с трудом пошевелила губами.
– Молчи, не надо разговаривать. – Адам бережно вытирал лицо девушки, и все его существо переполняла нежность. – Можешь остаться здесь. Живи сколько хочешь, – бормотал он. – Я буду о тебе заботиться. – Он выжал платок и, промокнув спутанные волосы, убрал их с рассеченного лба.
– Что, больно? – Адам слышал собственный голос, доносившийся издалека, и не узнавал его, будто говорил другой человек. – Бедные глазки. Ну, ничего, я сделаю примочки, и все пройдет. Господи, какая глубокая рана на лбу! Не осталось бы шрама. Можешь сказать, как тебя
