стало неловко. Айсан громко фыркал, отпивая из стакана горячий чай.
С минуту молчали.
– Сколько у вас оленей? – полюбопытствовал я.
– За пять тысяч перевалило.
– Может, не следовало обижать старого человека? – осторожно поинтересовался я.
– Оно конечно, рог ничего не стоит, но мы на правлении порешили запретить резать рога. Вот я и отказал. Постановление надо выполнять.
– Безусловно, – перебил я его. – Но в данном случае в виде исключения надо уважить пастуха. Он ведь в тайге еще живет по старинке, может не понять, почему не даете ему рог, если он ел его всю жизнь. С этим надо считаться.
– Тут только попусти вожжи, потом ничего не соберешь, а за все я в ответе.
Председатель дрожащей рукою разлил по рюмкам водку, подсунул поближе к нам картошку. Но тут распахнулась калитка, Куйки вел за руку Сакарды. Они оба поднялись на веранду. Старик поставил девочку перед собой и, показывая рукой на председателя, стал с жаром что-то объяснять ей и для убедительности энергично жестикулировать руками.
Сакарды повернулась к нам.
– Куйки говорит, что его больная дочь Уля много дней ничего не ела, теперь умирает, просит сварить маленький кусочек рога. – Девочка показывает край пальца. – Дедушка хочет это сделать, у эвенков нет закона отказывать умирающему. В его стаде много оленей, но он не может отрезать рог без твоего согласия даже для умирающей дочери. – Тут ее голос падает, дрожит. – Пожалуйста, Айсан, разреши! Пусть отрежет!..
– Скажи ему, что я не могу сам отменить постановление правления. Вечером соберу людей и решим.
– Нет! – перебивает его Сакарды, машет ручонками, говорит торопливо. – Это долго ждать, а Уля умирает!.. Разреши маленький кусочек!..
Куйки опускает голову, ждет, когда Сакарды переведет слова председателя, еще на что-то надеется, но девочка молчит, не смотрит ему в глаза, ей неловко за всех нас.
На веранде гробовая тишина. Только комар пел печально и долго.
Порыжели конусы чумов, на лиственницах вспыхнули алые пятна. Дым вечерних костров, лай собак, крик детей уходили в безмятежное небо.
У старика неожиданно вытянулось лицо, какое-то время он не сводил с председателя своего взгляда, все еще ждал. Потом вдруг понял всю тщетность надежды, стал пятиться задом, сошел со ступеньки на землю, помог сойти девочке, повернулся и отяжелевшими шагами подошел к калитке. Хотел открыть ее, но только успел схватиться за нее руками, чтобы не упасть. Частокол дрогнул, и долго вместе с ним дрожали плечи у старого эвенка.
Сакарды стояла рядом, лицом к нам; и было непростительно стыдно перед ней, еще не понимающей, почему порой люди делают друг другу так больно.
– Не могу… Не могу… – как бы оправдываясь перед ее детским взглядом, бешено протестовал Айсан. – Постановление есть постановление.
– Уж уважьте старика, случай-то какой! – заговорил, еле сдерживая себя, Плоткин. – Не можете разрешить отрезать кусок рога,
