(Граудонис 1967), а археологический материал западноэстонских островов Сааремаа (Эйсюслы вис и саг) и Муху свидетельствует о том, что во II–I тысячелетиях до и. э. островитяне имели торговые связи с населением Скандинавии (Кустин 1965. С. 14). Свидетельством того, что мореплавание было известно жителям Скандинавского полуострова с очень давних времен, может служить тот факт, что среди наскальных изображений, относящихся к неолиту, бронзовому и раннему железному веку, неоднократно встречаются рисунки ладей. Самая древняя из найденных ладей – корабль из Нидама – относится к рубежу III и IV вв. (Shetelig 1930). Скандинавская активность на Балтике во время, близкое к описываемому в саге, подтверждается находками скандинавских захоронений VI в. на о. Тютерсаари в Финском заливе и о. Риеккала в Ладожском озере в виду Сортавалы (см.: Kivikoski 1967. Р. 89–90).
68 Любопытна приводимая Снорри мотивировка похода Энунда, поскольку большей частью, согласно сагам, скандинавы отправляются в Аустрвег (по Восточному пути) грабить (at herja – ÍF. XXVI. 54, 214; XXVIII. 83; í hernað – ÍF. XXVI. 134, 287; XXVII. 71. 82; í víking – ÍF. XXVI. 213; Fask. 370) и добывать себе имущество (fá sér jjár – ÍF. XXVI. 287; XXVII. 50). Подробнее см.: Джаксон 1981. Здесь перед нами – не викингское предприятие с целью наживы, а месть отца за сына.
69 Описания грабительских поездок викингов на восток строятся по некоторой стереотипной модели, которая, впрочем, не является просто литературным клише, а представляет собой отражение реальной ситуации. Согласно «Королевскому зерцалу» (конец XIII в.), плавания из Норвегии считались небезопасными с начала октября по начало апреля (KS. 36–37). Поэтому в сагах рассказывается, что конунг, ярл или сын конунга снаряжал свое войско по весне (at vari – IF. XXVI. 338; er varaði – IF. XXVII. 9), отправлялся в плавание летом (ит sumarit – IF. XXVI. 213–214, 228; XXVII. 71. 83–84) и, если все проходило для него благополучно, осенью (ит haustit – ÍF. XXVI. 288) возвращался на родину (см.: Джаксон 1981). Надо подчеркнуть, что северо-восточная часть Балтийского моря на зимний период времени замерзает, и это приводило к сезонности плаваний и по нему.
70 Энунд, согласно Б. Нерману, умер ок. 640 г. (Nerman 1914. S. 15). Полагаю все же, что приведенные фрагменты «Саги об Инглингах» не дают возможности датировать начало скандинавской экспансии на восток 600 годом – предположительным временем похода Ингвара, отца Энунда (Nerman 1929. S. 15; Beyschlag 1950. S. 76), а лишь позволяют говорить о разрозненных и нерегулярных походах через Балтийское море, предпринимавшихся с целью грабежа как скандинавами, так и жителями Восточной Прибалтики (см. комм. 50), и начавшихся, по-видимому, с развитием мореплавания у этих народов. Такой вывод строится в первую очередь на археологических данных – источнике более объективном, хотя и довольно скудном для V – первой половины VIII в. (см. комм. 67). Более подробно о скандинавской активности в Восточной Прибалтике см. комм. 78.
71 Согласно Финнуру Йоунссону, Снорри цитирует здесь 26-ю строфу «Перечня Инглингов» скальда Тьодольва (Skj AI. 12–13).
72 Обращает на себя внимание тот факт, что Снорри называет место гибели Энунда не тем именем, которое использовано в висе (Химинфъёлль), а тем же (Himinheiðr), которым оно обозначено в «Истории Норвегии» (Himinheithy – см. Прилож. I).
73 Эйстов враг (Eistra dolgi; в рукописях «Codex Frisianus» и «Jöfraskinna» – Eistrar; должно быть – Eista) – Энунд. См. выше в тексте саги о мести Энунда эстам за своего
