медлил.
– Со мной все будет хорошо?
– Просто отлично. – Мэри ободряюще улыбнулась.
– Простите, что заставил вас прийти в воскресенье.
– Не извиняйся. В кои-то веки заранее развешу украшения.
Скол направился в отделение терапии. Работала только одна кабинка, но в очереди было всего трое. Когда настал его черед, он как можно глубже засунул руку в резиновое отверстие и с благодарностью ощутил сканер и теплое прикосновение инфузионного диска. Хотелось, чтобы щекотание, жужжание и укол длились подольше и окончательно и бесповоротно его вылечили. Все кончилось даже быстрее обычного, и он забеспокоился, что между Уни и кабинкой произошел сбой связи или в аппарате недостаточно лекарств. Вдруг в тихое воскресное утро кто-то недоглядел?
Однако тревога ушла, и, поднимаясь на эскалаторе, Скол смотрел на себя, Уни, Семью, мир и вселенную гораздо оптимистичнее.
Дома он первым долгом позвонил Анне ВФ и поблагодарил за помощь.
Когда ему исполнилось пятнадцать, его классифицировали как 663Д, генетика-систематика четвертой категории, и перевели в РОС41500, в Академию генетических наук. Он изучал основы генетики, лабораторные методы, модуляцию генов и их пересадку; катался на коньках, играл в футбол, ходил в Музей доунификационной истории и Музей достижений Семьи, МДС; у него была подружка Анна из Яп, а потом еще одна – Мира из Авст. В вудверг 18 октября 151-го он вместе со всей академией до четырех утра смотрел запуск «Альтаира», а потом отсыпался и бездельничал – полдня были объявлены выходными.
Как-то вечером неожиданно позвонили родители.
– У нас плохие новости, – сказала мать. – Утром умер дедушка Ян.
У Скола защемило сердце, и, наверно, он изменился в лице.
– Ему было шестьдесят два, сынок.
– Никто не вечен, – добавил отец.
– Да. Я и забыл, сколько ему. А как вы? Мире уже назначили профессию?
После звонка Скол пошел прогуляться, хотя часы показывали почти десять и по расписанию вот-вот должен был начаться дождь. Ему навстречу из парка выходили последние посетители.
– Шесть минут, – улыбнулся какой-то товарищ.
Плевать. Хотелось попасть под дождь и промокнуть до нитки. Почему, Скол и сам не знал.
В парке было пусто, все разошлись. Скол сидел на скамейке и ждал. Вспоминал дедушку Яна: как он говорил одно, а имел в виду другое, и как тогда в Уни, завернувшись в синее одеяло, сказал то, что на самом деле думал.
На спинке скамейки напротив кто-то нацарапал красным «ДОЛОЙ УНИ». А другой – или, быть может, тот же самый больной товарищ, устыдившись, – замазал надпись белым. Начался дождь; белый и красный мел, смешиваясь, потек розовой жижей.
Скол поднял лицо к небу навстречу струям и попытался представить, что плачет от горя.
Глава 4
В начале последнего, третьего, года в академии Скол принял участие в сложной рокировке спальными кабинками, предпринятой с целью разместить ближе партнеров
