в гору. Точнее, с горы.
Она зло хохотнула. Из-за нервов, напряжения, ударившего в голову адреналина.
– Достань, заклинаю!
– Что?! Я же еще и достань? Да мне что, заняться нечем?!
– Прояви человечность, девка, пожалуйста! Помоги мне. Если семечко потеряю, то все…
– Про какую человечность ты говоришь, дед? Где была твоя человечность, когда ты, старый хрыч, поперся на этот Уровень? Чтобы тебя такие, как я, на плечах несли? В башке-то хоть чуть-чуть мозгов осталось?!
Дед закрыл морщинистое лицо посиневшими от мороза руками; мокрые варежки, припорошенные снегом, валялись рядом.
«Он ведь тоже не знал, куда шел…» – прошептал внутренний голос, и Марика, зарычав, сжала кулаки, бессильно топнула ногой и зло зашагала на поиски палки, которой можно было бы зацепить и вытащить треклятый дедов рюкзак.
Она в очередной раз оставила его позади – деда с лежащей у ног сумкой.
Какое-то время шагала без мыслей – усталая и опустошенная; взметнувшийся уровень адреналина схлынул, Марика вконец оголодала. С притупившимся чувством осторожности, забыв про предубеждения, грела снег в ладонях, жадно пила воду и все никак не могла напиться. Тело без дополнительного источника энергии в виде пищи постоянно мерзло.
Казалось, день растянулся в бесконечность; солнце из зенита медленно клонилось к горам, скрипели подошвы, шуршала толстовка, легкие превращали морозный воздух в пар, ноги двигались на автомате: вытащить одну, утопить в снег, вытащить другую, утопить в снег – эдакий маленький робот, бредущий из ниоткуда в никуда.
В какой-то момент, пробираясь через груду камней, она оступилась, поскользнулась на ледяном настиле, резко взмахнула руками, не удержалась, упала набок и покатилась вправо, туда, где зиял овраг. Попытки схватиться за торчащие из земли ветки, затормозить подошвами, бороздить рыхлый снег пальцами не помогли – край неумолимо приближался.
Марика захрипела от страха.
Ужас сковал горло, крик застрял в нем, как кусок луковой шелухи в засорившейся водопроводной трубе.
Два метра… метр… Обрыв все ближе!
Последняя попытка уцепиться за тонкие прутья чахлого куста не увенчалась успехом, раздался натужный треск веток, рукавица соскользнула с ладони и, отброшенная спружинившей веткой, отлетела назад, в то время как сама Марика, на долю секунды застыв у самого провала, окруженная ворохом снега, полетела вниз.
Спустя несколько минут, оглушенная и растерянная, она обнаружила себя стоящей на четвереньках и трясущей головой. Снег сыпался с волос, из-за воротника, каплями стекал по лицу. Шапка валялась рядом, в руках осталась только одна рукавица. В висках шумело, ныли бедро и растянутая лодыжка.
Ей относительно повезло.
Край, с которого она сорвалась, таил за собой не бездонную пропасть, сдобренную каменными отвесами (случись так, и лежать бы ей уже мертвой), а довольно пологий склон – мягкий, если бы не редкие камни и древесные стволы, неудачно
