лишь как проявление публичного права. Феодальные порядки модернизировались Чичериным по образцу чисто буржуазных отношений, теория же Аксакова идеализировала феодальный строй, изображая его свободным от частной собственности. Схема Аксакова возникла в качестве реакции на классовую борьбу крестьянства в условиях, когда отмена крепостного права стала исторически неизбежной. Между взглядами Аксакова и буржуазной теорией Чичерина было значительное внутреннее единство: культ государства, признание лишь его правомочным органом для осуществления реформы, точка зрения относительно важности для феодалов сеньориального суда только как доходной статьи, кормления. Вместе с тем, если Чичерин, отвергая тезис о публичном характере власти феодала в период «свободы» крестьян, подводил читателя к выводу, что в условиях «свободы» помещики не нужны в качестве организаторов народной жизни, то Аксаков своей теорией публичных функций помещика поднимал авторитет феодального сеньора, изображал его необходимым должностным лицом, а ренту и судебные пошлины – вознаграждением за исполнение общественной службы. Таким образом, по Аксакову, помещик должен был стать центральной фигурой в политической жизни пореформенного периода, руководителем и попечителем освобожденных крестьян. Создание дворянского института мировых посредников Аксаков поэтому вполне мог бы рассматривать как непосредственный вывод из его теории.
С теорией Аксакова совпадает в главных чертах концепция другого славянофила – И.Д. Беляева, выступившего в 1859 г. с известной монографией о крестьянах. Беляев считал русских крестьян равноправным классом общества вплоть до I ревизии и последующих законов Петра III и Екатерины II[71]. Признавая их гражданскую свободу, «полную собственность на землю»[72], Беляев по существу отрицал наличие феодальной собственности на землю. В отличие от статьи 1850 г., где автор связывал вотчинные права на сбор пошлин с землевладением, в монографии 1859 г. привилегии, даваемые по жалованным грамотам, рассматривались как «исключение», не составлявшее общего правила[73]. Источник свободы крестьян Беляев, в противоположность Чичерину, видел в их прямой связи с государством. Когда же в XVIII в. помещик стал ответственен за крестьян в податном отношении, с крестьянина «спали государственные непосредственные обязанности, а с тем вместе он утратил и все права как член государства», возникло «страшное разобщение крестьянина с государством, между им и государством стал господин»[74], манифест о вольности дворянства, порвав последнюю связь крестьян с государством, превратил их в полную частную собственность[75].
Считая определяющим в положении крестьян отношение их к государству, Беляев, естественно, не мог оценить иммунитет как форму феодального господства. По его мнению, право вотчинного суда и расправы второй половины XVII – начала XVIII в. «нисколько не уничтожало гражданской личности крестьян»[76], «самим крестьянам суд владельца был не
Там же. С. 79.
Там же. С. 43.
Там же. С. 239.
Там же. С. 283.
Там же. С. 228.
