Сюндю. В небо. С неба спускается» (34).
«Suurisyndy rastavoa vast synnynpeän tulou moal. Suurisyndy syöttäizeni nämil teähtyizil heittih tänne, pidäy hattaroa pastoa, anna Hospodi tuonil-mastu sijoa, valgiedu roajuu, suuremsynnym bes’odoa. Великий Сюндю перед Рождеством, в день Сюндю, приходит на землю. Великий Сюндю-кормилец на этих звездочках опустился сюда, надо портянки испечь, дай, Господи, потустороннее место, светлый рай, посиделки (беседы) В еликого Сюндю»[162].
Можно сравнить, каким Сюндю представляется в заговорах (тоже, как Иисус). Вот пример из заговора для поднятия славутности (lemmen nostuvirzi): «Otan vettä Jordanan joves, pyhän virran pyöhtimes, kuh on Syndy kastettu, valdakunda valettu. Беру воду из реки Иордан, из круговорота святого потока, где Сюндю крещен, белый свет освящен»[163]. В заговоре от сглаза он – синоним Творца, Верховного Бога: «Syndy peästä, Luoja peästä, Peälin Jumala» (ФА 3026/2).
Интересна молитва, которую произносили перед иконами, когда шли гадать. В ней Сюндю одновременно выполняет несколько функций: кормильца, божества судьбы-предсказателя и охранника от злых сил: «Великий Сюндю-кормилец, пойдем со мной смотреть и сторожить, и прислышься мне, какая жизнь будет в этом году»[164].
Такое наложение христианских мотивов на более древние языческие верования свойственно обрядам и фольклору карел. Как пишет Ю. Ю. Сурхаско, «церковь на протяжении столетий старалась всячески христианизировать календарные праздники народов России, однако достигла в этом сравнительно небольших успехов, сумев лишь придать им вид культа христианских божеств и святых»[165]. Карельский обрядовый фольклор ярко иллюстрирует эту точку зрения. Например, по церковным правилам перед праздничным застольем полагалось сначала посетить богослужение. Но насколько карелы формально относились к этому правилу, настолько для них было необходимым посещение кладбища. Это сохранилось до сего дня: как бы церковь ни запрещала пребывание у могил в Пасху или Троицу, карельская деревня в праздничное утро первым делом с угощением навещает покойных сородичей (syndyzet). Сюндюзет могли прийти в дом в поминальные дни, а также к изголовью умирающего. Основным местом пребывания «родителей» в избе считался большой угол; головой именно туда укладывали умершего, чтобы он сразу был ближе к сюндюзет[166]. И православные иконы, стоящие в сакральном углу, не смогли до конца вытеснить культ первопредков. Неслучайно в молитвах карелы часто обращались не к Богу-Христу-Спасу, а к своим сюндюзет. По-мнению Л. Хонко, в большом углу «могли исполнять культ умерших членов рода еще долгое время после их смерти»[167]. В молитвах, как и в причитаниях (как известно, и то и другое является средством-языком общения с богами-душами-духами), карелы часто смешивали образы христианских божеств и святых с образами сюндюзет; в них встречается даже такое словосочетание как «спасы-предки» или «спасы-прародители» (spoassozet syndyzet)[168].
Н. Ф. Лесков, собиравший и исследовавший обряды и верования карелов-ливвиков в конце XIX века, писал: «В причитаниях, как свадебных, так и погребальных, встречаются названия „сувред сюндюйжед“, „сюндюйжед“; по всей вероятности, это второстепенные боги после Юмала, но боги очень популярные между кореляков, всеми почитаемые и имевшие большое значение в частной семейной жизни»[169].
Karjalan kielen sanakirja. Osa 5. Helsinki, 1997. S.607.
Ibid. S. 607.
Там же.
