которого десять минут назад положили в раковину размораживаться.
– А вы что-нибудь еще глупее не могли спросить?! – рявкнул Воловик и отправился в кабину самолета согласовывать с летунами координаты точки сброса.
Зловещее это было зрелище: горящий в тумане еловый лес.
Чад, дым и гарь смешивалась с испарениями серых, осевших по весне сугробов, и было уже не разобрать: где небо, где лес, где земля.
Наш инженерный танк то и дело зарывался в хляби, его гусеницы крошили в щепу дымящиеся стволы, движок надрывался как неродной, но всё же мы продвигались, и продвигались довольно быстро…
– Пушкарев, доложите обстановку, – потребовал Воловик по рации.
Если кто забыл, Пушкарев – это как раз я. Комбатом-то меня называют, так сказать, неофициально и в последнее время всё реже. А для начальства я – старший спасатель-оперативник Владимир Сергеевич Пушкарев.
– Сели штатно. Экипаж в норме. До вестибюля корпуса «Т» восемьсот метров. Прогноз прибытия – плюс пять минут.
– Мы тут на «Барсе» завязли. Но главное – нет связи с «семнадцатым» и «двадцатым», – в голосе Воловика явственно слышалась обеспокоенность. – Не видишь их, случаем?
Две другие машины нашего расчета – бортномер «17» и бортномер «20» – приземлились еще ближе к фронту пожара, чем мы. Опавшие парашюты их десантных поддонов загорелись в ту секунду, когда я только поднял механизированные шторки на электронно-оптических визирах нашей машины.
Но за экипажи я лично не переживал. Я видел, как обе «Арматы-ИС» сошли с десантируемых поддонов и двинули к ограде ЦИВЭ.
Правда, через полминуты я потерял их в дыму и тумане. Но был уверен: найдутся, чай, не маленькие.
Всё это я доложил Воловику. Но командир моим оптимизмом почему-то не заразился.
– Ладно. Ты давай, спасай профессора Перова… Но если сможешь, отпусти свою машину на поиски «семнадцатого» и «двадцатого».
– Погляжу по ходу пьесы, – уклончиво ответил я.
Наш инженерный танк протаранил секцию забора с грозным щитом «Стой! Охрана стреляет без предупреждения!» и, намотав на гусеницы пятьдесят метров колючей проволоки, лихо затормозил у самых ступенек парадного входа в корпус «Т».
– Такси подано! – браво отрапортовал Звездич, мехвод.
Вениамин Чернышёв, главный огнеборец нашего инженерного танка, доложил вторым:
– Все системы пожаротушения готовы. С чего начинаем?
Медику Бурову, который всё еще лежал пристегнутым в десантном отделении, сейчас меньше всего на свете хотелось что-то говорить. Но он нашел в себе силы выдавить:
– Готов к выходу. Кого лечим?
Но мне было совсем-совсем не до Бурова. Требовалось определиться с куда более важными темами: как? где? когда?
Вообще-то невооруженным взглядом было видно, что полуразрушенный корпус «Т», грустно взирающий на лес десятками
