удивительное окошко внутрь человека, в его суть, в его душу. Какие необычные, пугающие, отталкивающие картинки иногда возникают в этом окошке…
– Интересно, кто он, этот Михаил Тимофеевич? – вслух продолжила я свои размышления.
– Он сказал, что он… это… продюсер.
– Кто?! – от неожиданности засмеялась я.
– Продюсер… Он мне предлагал… это… ролик записать… Это… там… музончик…
– Леш… – Я посмотрела на своего друга, который совершенно серьезно это рассказывал сейчас. – А ты умеешь петь?
– Не. А зачем там петь? Там… это… стоять надо… под музыку… и еще ходить…
– И что, ты согласился?
– Не…
– Почему?
– Там… – Мошкин опять засмеялся, покраснел. – Это… Алекса… не, да ну… это…
– Понятно. В голом виде стоять, что ли? И ходить…
– Ну да… – Мошкин трясся от смеха, а я обернулась, чтобы убедиться, что Михаил Тимофеевич отстал от нас окончательно.
– Жалко, что не согласился. Дылде можно было бы на Новый год подарить… Счастья бы было…
– Не, не хочу… А это… Алекса… – Мошкин набрал полные руки мусора и все это время стоял с ним, разглагольствовал. – Куда ты потом?
– Клади в пакет, не держи. Неужели тебе не противно? Потом я пойду к одной старушке и помогу ей по хозяйству.
– Зачем? Ой, это… – Мошкин сам осекся. – А… это… Я с тобой!
– Это не очень интересно, Леша.
– Интересно! – с энтузиазмом воскликнул Мошкин. – Интересно!
– Ну, хорошо, пойдем.
Вот вопрос. Если человек делает добро, но не потому что он хочет его делать, а потому что он просто рвется быть рядом с другим человеком, – это добро? Про добро и зло не принято сейчас рассуждать. Обычно об этом говорят или крайне занудливые, или самые нетипичные люди. У нас в подъезде живет одна женщина, Татьяна Юрьевна, которая привязывается ко всем с такими разговорами. Недавно привязалась к нам с мамой, когда мы вместе спускались в лифте. Конечно, моя мама взялась ее слушать.
Татьяна Юрьевна услышала, как я пересказываю маме одну интересную статью, которую я прочитала в познавательной группе в Интернете. Там как раз шла речь о том, что Бог рассердился на людей за то, что они хотели понять разницу между добром и злом. Ведь это так удивительно. Почему же он не хотел, чтобы мы понимали, что хорошо, что плохо?
– Бог – бесстрастен, – стала объяснять нам Татьяна Юрьевна, хотя ее никто не спрашивал. – Он не может гневаться. Бог дарит всех любовью.
– Любовь не может быть бесстрастна, – тут же встряла я.
– Божья любовь бесстрастна, – вспыхнула соседка. – А все страсти – от диавола и человека.
– Откуда вы это знаете? – спросила я.
Как же я ненавижу таких самоуверенных тетенек неопределенного возраста, которые берутся объяснять необъяснимое в принципе, агитировать, растолковывать, вербовать.
