вчерашним вечером.
– Идемте, – сказал Жизнев. – И не бойтесь: это не так больно, как все думают.
– А я и не боюсь.
И началось… Сама процедура, как бы получше выразиться, явно перекочевала в медицину из пыточного арсенала гестапо или инквизиции. Доктор всаживает в тело пациента, а правильнее сказать – пытуемого – палку, на конец которой насажено что-то типа шприца, а затем выхватывает изнутри кусок живого мяса и помещает его на предметное стекло, которое молча держит в руках сестра.
И так целых двенадцать раз. Кто через это проходил, никогда не забудет. Правда, Жизнев успокоил, сказав, что японцы делают это сорок восемь раз. И хотя, как технарь, Андрей Семенович понимал, что чем больше проб, тем выше точность анализа, в тот момент он не завидовал мужчинам Страны восходящего солнца.
«Спасибо хоть сестра среднего возраста», – одобрил он выбор Жизнева. А то однажды зашел в частную клинику, обещавшую продлить жизнь до 200 лет, так там у всех медсестер униформа состояла из юбки, едва прикрывавшей пупок, причем чувствовалась готовность расстаться с одеждой вовсе в обмен на содержимое клиентского кошелька. После первого же приема Андрей Семенович закончил посещение той клиники: и так все ясно. Да, такой медсестры тут только и не хватало.
Ну вот, вроде бы двенадцатый, последний по счету удар гарпуном, и, наконец, Жизнев произнес:
– Можно вставать, одевайтесь.
Доктор потрепал Андрея Семеновича по коленке и очень тепло сказал:
– У вас простата мягкая. Все будет в порядке. Если появятся вопросы, не стесняйтесь и звоните мне на мобильник.
– Помочь вам одеться и дойти до регистратуры? – предложила сестра.
– Что вы! – Андрей Семенович выступил в своей манере. – Да я вас сам на руках, куда скажете, донесу.
С Жизневым договорились так: он не будет беспокоить доктора в отпуске, а позвонит в первых числах сентября. На этом попрощались. Дымов, чуть пошатываясь, пошел к выходу.
«Хорошо, что я не японец, – подумал он, – а то до сих пор подвергался бы мучительному обследованию».
Андрей Семенович вышел из «Вирайла» на улицу. Хотел сесть в машину, но что-то его остановило. Что? На улице Подковырова (или как там ее сейчас называют?), где находилась клиника, прошло его детство. Недалеко отсюда он родился, здесь прожил восемнадцать лет, кончил школу с медалью и поступил в университет – тогда единственный на весь город. Здесь было все: и горе, и радости.
Пора садиться в машину и ехать – дел много. Но вместо этого он начал вспоминать эпизоды из школьной жизни и поступление в университет.
«Это что такое? Подведение итогов? Тьфу-тьфу-тьфу!» – Он автоматически собирался постучать по дереву, но протянутая рука будто натолкнулась на каменную стену. В конце июля дерево имело осенний вид: листья желто-зеленые и готовые опасть. Больное дерево или… кто-то намекает ему на осень жизни? Ведь рядом совершенно нормальные деревья. На мгновение страшно захотелось выпить.
