и прогонах. Вскользь обронила, что учится в Институте Культуры, здесь, в Химках, на хореографа и заканчивает четвертый курс. Вообще, была рассеяна. Второпях съела пирожное, отказалась от шампанского, чуть не забыла розу, которую я ей подарил и сказав, что очень спешит, растаяла в дверях своей общаги.
Увы, я опять не вызвал ни малейшего интереса у красавицы моей. Даже не оглянулась, заноза! Но, справившись с раздражением, решил не отступать, чтобы ни случилось. На следующий день она так же отрешённо сказала, что сегодня сдает зачет, а завтра у подруги Люськи день рождения и, скорее из вежливости, (ну хочешь, приходи) пригласила меня отпраздновать это событие у них.
Если уж шагнул в тоннель – иди смело. Впереди должен быть просвет.
Я пришел, на ходу оценивая незнакомую мне обстановку. Комната, набитая продвинутой молодежью. Они пили вино и разгорячено спорили. Мелькали модные имена киношного и художественного мира современного искусства. Студенты, в пору своего интеллектуального развития.
Я был не при делах. И пока любовь моя рассуждала об итальянском неореализме и русском арт-хаусе, я потягивал марихуану у открытого окна.
Она совсем не обращала на меня внимания, будто мы не знакомы, полностью посвещая себя однокурсникам. Кстати очень бесцеремонным, по части поцелуев и комплиментов красавице моей. Колола ревность, горячая натура моя противилась каждому прикосновению чужой руки к Дарине, но я не подавал вида и терпеливо ждал развязки.
Один из этих умников учился на режиссерском и готовил к постановке отрывок из «Преступления и наказания». В погоне за авангардом он мучил форму, оставляя нетронутым, банально понятое содержание. В русских книгах есть чему поучиться, и я в свое время читал Достоевского. И когда химкинский авангардист вдохновенно рассказывал про «сидящего на игле» Раскольникова, с топором в дрожащих от ломки руках, я спросил, отрываясь от окна:
– Разве старушку убил Раскольников?
Недоуменно обращенные на меня взгляды, рассмешили меня – вот босота! – подумал я и продолжал:
– Он на себя чужой грех взял. Любите вы за чужое пострадать.
– Кто же убил, по – вашему?
– Порфирий Петрович. А малохольному внушил, что это он убийца. Там все написано, если читать внимательно. Ведь он даже на Наполеона похож – маленький, пухлый. Но при ближайшем рассмотрении, оказывается, что – да, могли бы убить, но ни один, ни другой не виноваты. А виновен кто – нибудь третий, совсем случайный, кого прельстила легкая добыча. Окровавленный же топор оказывается в руках у Раскольникова. Ведь он постоянно присутствовал там, переминаясь с ноги на ногу, погруженный в свои мысли. Как любовник под балконом. Возможно был свидетелем страшной расправы. Раскольников себя за мысли преступные наказывает: думал, желал, значит виновен. У Достоевского невинно страдающих много. Да тот же Митя из «Братьев Карамазовых»
Наконец-то я поймал искорку интереса в ее глазах.
«Ага, попалась,
