овороду, и жирные брызги расплылись по клеенке.
Олег застыл в дверях, растерянно окинул взглядом сидящих за столом. Отец склонился над тарелкой, глаза опущены. Подцепил вилкой картошину, стараясь не звякнуть о тарелку. Бабаня сложила руки на тощем животе, морщинистые губы поджаты, в глазах осуждение. На мгновение, Олег почувствовал себя как в детстве, когда приходил домой, не зная, что учительница успела сообщить матери о прогуле, или плохой отметке. Он нерешительно потер переносицу, зачем – то поправил воротник рубашки. Вот глупость! Стоит детина под метр восемьдесят ростом и не знает что делать. Словно детский страх перед матерью так и не прошел. Машинально глянул на стол, для него тарелка не поставлена. Отказ проявить заботу, для Антонины было высшим проявление раздражения. Мол, перебьешься, сам не безрукий захочешь, есть – найдешь.
– Тонечка… – робко шепнул отец.
– Что надо? – Рявкнула мать. – Скоро сорок пять лет, как Тонечка! Отстань от меня!
Она с грохотом швырнула грязную сковороду в раковину, жалобно звякнула чашка.
– Да что же это такое?! Да сколько же тебе, тетка говорить, ну не ставь ты чашки в раковину на самый низ! – Мать расплакалась, кинула полотенце на пол и вышла из кухни. Слышно было, как злобно хлопнула дверь в залу.
– Тонечка, да я ж чего? – Выскакивая из – за стола, заголосила бабаня. – Ты же сама чашку поставила, Тонечка… – Старуха подскочила к Олегу и зашипела, привстав на цыпочки и грозно размахивая тощим кулаком. – Ирод ты! Чистый вурдалак! Родную мать до чего довел! А вот сделается с ней инфаркт, попляшешь!
Бабаня засеменила в залу, охая и причитая слезливым голосом, как по покойнику.
– Чего случилось – то? – В надежде уставившись на отца, спросил Олег.
– Да, вот… Вырикова Нинка приходила… Угораздило же тебя, сынок. Что и делать – то теперь не знаю.
– Твою ж мать… – С размаху опустившись на стул, простонал Олег. – Просил же подождать, хотел как – то подготовить.
– Чего готовить? Небось, уже весь поселок знает. Представь, матери каково? Она ведь такая пава ходила, работу тебе приличную нашла. Думали, вернешься с армии, в люди выйдешь. А теперь? Ладно, ты это, может, есть хочешь? Так я положу, картошка горячая еще, … мясо… Я пойду гляну, как там. Ох, мать честная, это еще Лизавета видать не в курсе не то крику – визгу бы до завтра хватило.
Отец сокрушенно качая головой неловко вылез из – за стола, но в дверях неожиданно появилась мать с красным заплаканным лицом. Из – за ее спины выглядывала бабаня с пузырьком корвалола и отчаянным желанием не упустить подробностей семейного скандала.
– Молодец, Олежек! – Сердито утирая слезы, прямо с порога закричала Антонина. – Дождалась невестушку! Голодрань нищую! Такая в дом кроме клопов ничего не принесет! И теща завидная, шушера приезжая, побирушка!
– Тонечка… – Робко попытался вставить отец.
– Да помолчи, сам не лучше! – Завопила Антонина. – Отец называется! Воспитал дубину, двадцать лет дураку и не знает на какую бабу залезать! Ой – ой! – Опустившись за стол и уронив голову на руки, зарыдала мать.
– Тонечка, доченька! – Засуетилась бабаня. – Капель выпей, Тонечка.
Мать подняла голову и, схватившись за грудь охнула.
Отец побледнел и метнулся к жене.
– Скорую зовите! – Заголосила бабаня. – А – а – а – а – ай, Святые угодники! Помирает! Помирает кровиночка наша, солнце ясное во цвете лет! Лучше бы меня Господь прибрал, курицу старую!
Олег склонился к матери, руки дрожали.
– Мам, ты чего, мама? Плохо, да? Мам, я мигом, я сейчас вызову врача, мам…
– Замамкал. – Злобно прошипела Антонина. – Нарочно не помру, что бы ты сюда шваль эту подзаборную не привел! Ноги ее в этом доме не будет!
Олег жалобно, молча смотрел на мать. По опыту он знал, что в таком состоянии она не станет слушать никаких доводов и оправданий. Хоть бы это все прошло поскорее, вот лечь спать, а утром просыпаешься и все уже разрешилось. Отец неловко топтался возле жены, пытался гладить по плечу, монотонно уговаривал выпить лекарство и прилечь. Антонина демонстративно всхлипывала, утирала лицо полотенцем, поданным отцом. Олег с надеждой прислушивался, если мать успокоится, то скандал постепенно утихнет, хотя неприятный разговор не минует все равно. Но тут в кухню ураганом влетела материна младшая сестра Лизавета.
Тетка быстро окинула родственников цепким взглядом и, заприметив у бабани в руках капли, завизжала.
– У меня вот сердце – вещун! Прям закололо все, забилось! Чувствую беда с сестрой! Ах ты поганец, мать для тебя самый сладкий кусочек сама не доедала, ночей не досыпала! Я к тебе как к сыну
