возраста, но скорее молодой, чем старый. Он улыбнулся, кивая головой, приветствуя, дотрагиваясь до лба.
– Добро пожаловать в наш город, господин. Позвольте, я помогу вам. Доверьте мне вашу поклажу.
Прибывший смерил его оценивающим взглядом и заметил:
– Тяжела будет для тебя моя ноша, да и не привык я, чтобы за мной вещи таскали.
– Вы не смотрите на мою худобу, – не унимался амбал, – я жилистый. А вам не к лицу носить свой багаж, на это есть люди простого звания. Позвольте, господин, сегодняшний день не задался, с утра ни одного клиента. Боюсь, жена домой не пустит. Много не возьму за работу, иншаалах один дирхам дадите и то ладно, буду за вас молиться.
– Что же ты, брат, жену так распустил?
– Прошу прощения, – удивился амбал, – это вы, в каком смысле, что-нибудь слышали?
– Сам говоришь, что домой не пустит.
– Да это я так, образно, в смысле недовольна будет.
– А-а, вот оно что, образно, метафора, гипербола, так ты поэт?
– Нет, не поэт, но стихи люблю. Так как?
– Ладно, бери.
Приезжий поставил на землю свой баул. Амбал взвалил его себе на спину, от неожиданной тяжести охнул и согнулся. Тем не менее, виду не подал, пошел быстрым шагом. Однако скоро выдохся, опустил поклажу на землю.
– С непривычки, – виновато сказал он, – давно тяжести не таскал, отвык.
Приезжий отдал ему хурджин, а сам взял баул.
– Пошли, – скомандовал он.
– Спасибо, господин, ваша доброта не знает границ, – витиевато поблагодарил амбал и пошел впереди.
– Куда нести? – поинтересовался он. – Вы к кому приехали, в гости или по делу?
– Тебя как зовут? – спросил приезжий.
– Байрам, – ответил амбал.
– Вот что, Байрам, ты мне лишних вопросов не задавай. Лучше я тебя буду спрашивать. Беюк-базар[2] знаешь где?
– Кто же не знает? Это же можно сказать, сердце нашего города. Это недалеко, – простодушно сказал поденщик, но, спохватившись, добавил, – и не близко.
– А монголы в городе есть? – спросил приезжий.
– Монголы, я даже не знаю.
– Как не знаешь? Здесь разве войны не было?
– Нет, не было. Монголы были, войны не было. Отряд прошел через город. Несколько дней они здесь стояли и потом исчезли.
– Странно, а кто же правит городом?
– Мухаммад-хан. А на Беюк-базаре вам что нужно?
– Хамам мне нужен.
– Значит, вы первым делом в баню. Это хорошо, – одобрительно сказал Байрам. – Только вот незадача, сегодня женский день.
– А мне все равно.
– Вам-то может и все равно, только вас туда не пустят. Помыться не получится. Еще и бока намнут.
Приезжий шел за амбалом с любопытством поглядывая по сторонам.
– У нас здесь не заблудишься, – говорил амбал, – все время прямо, а как в тупик упрешься – направо и в конце переулка – Беюк-базар. Кстати, а мы уже и дошли, вот хамам. Это здесь, перед вами.
– Отлично, – произнес приезжий, – теперь ищем мечеть, напротив хамама должна быть мечеть. Вот она, … а между ними… вот, что мне нужно.
Вывеска над дверью гласила:
Мударрис Али, факих, хафиз.
Наследственные дела, бракоразводные процессы,
взыскание долгов и прочие юридические услуги.
– Закрыто, – сказал Байрам, пробуя дверь, – для обеда вроде рановато.
– Может, мыться пошел? – предположил приезжий, скребя крашенную хной бородку.
– Так сегодня же женский день, я же вам говорил, – возразил амбал.
– Его это не остановит, – заметил краснобородый, – не зря же он рядом с баней контору открыл.
– Я сейчас в соседней лавке узнаю, – предложил носильщик.
– Узнай, – согласился бородач, – только хурджин оставь здесь.
– Конечно. Но вы меня обижаете, – засмеялся носильщик.
В ожидании вестей приезжий огляделся. Между мечетью и баней вдоль улицы тянулся ряд одноэтажных саманных строений, преимущественно мастерских – кузница, гончарная, плотницкая, бербер-хана[3]. Другая перпендикулярная к ней дорога разделяла мечеть и хамам
Беюк-базар, – большой базар.
Бербер-хана – парикмахерская. (азерб.)
