истерзанной земли, они растекались по ней живительным теплом, успокаивали, убаюкивали. Небо стремительно светлело, даря воздуху необыкновенную свежесть. Тишина… Маги воздуха один за другим посыпались на землю.
– Что с ними? – испугалась я.
– Магическое истощение, – констатировал филин, прохаживаясь по подоконнику и кидая сочувственные взгляды вниз. – Сейчас ты им ничем не поможешь. Что могла – сделала уже. Удивлен, что у тебя получилось. Наконец-то осознала свои силы?
– Осознала.
– Обуздать осталось, – задумчиво протянул он. – Если будет такая возможность… Ты не так безнадежна, как я думал.
– Спасибо, – смиренно протянула я.
– Причина хоть стоящая была?
Что-то новое. Филин не читает нотации, пытается поддержать. Видимо, моя ситуация слишком патовая. Возможно, он, таким образом, даже прощается со мной. Действительно, стоит ли отчитывать подопечную, которая итак одной ногой в могиле?
– Я узнала, что моя дочь умерла, – на сердце – тоска и светлая грусть.
– Твоя… дочь? – ахнул филин. – Девочка. Дочь!
– Да, дочь, – рассеянно протянула я, не понимая причины для подобного волнения.
– Потенциальная природная ведьма! Но… как так получилось? Почему? От чего?
– Я не знаю. Ее забрали почти сразу после рождения. Именно в поисках Андализ я и добралась до Астории. Но в тот день… вчера? – филин кивнул. – Вчера, я узнала, что моя дочь мертва и…
– И едва не разрушила Асторию. А сегодня так спокойно об этом говоришь? Дай свою руку.
Протянула филину раскрытую ладонь. Он провел по ней крылышком, заглядывая при этом в душу черными глазами-бусинками. Моргнув пару раз, тяжело вздохнул.
– Пряльщицы судьбы поработали. Тогда понятно.
– Что понятно? – я разглядывала ладонь, решительно не наблюдая никаких следов вмешательства сторонних сил.
– Лишиться твоему архангелу крыльев, моя дорогая.
– Что? Почему? Филя, что происходит? Не веди себя, как раньше. Я не в том состоянии.
– А то что? Устроишь очередной конец света?
– Ты видел. Я могу. Когда дело касается дочери, – но почему-то внутри не было прежней боли. Не было безумно адской тоски, от которой сердце и душа едва на части не разорвались. Сложно в этом признаться, но даже нечто, похожее на предвкушение, на прекрасное томление ворочалось внутри пушистым котенком. Вот кто я после этого? Почему не рву на себе волосы от горя?
– Жива она. Дочь твоя. Теперь жива.
Мурашки пробежали по телу сладостной волной, но тут же впились колючими иголками в сердце.
– Не шути так со мной.
– А кто ж шутит? – возмутился филин. – Пряльщицы знатно поработали.
