взглянула на Олега лучистыми глазами.
– Будет сделано, товарищ старший лейтенант, – она ответила официально, но в ее голосе звучали чисто женские интонации.
– Спасибо! – поблагодарил Олег и улыбнулся. Он знал, что Шурочка симпатизировала ему.
Но, когда за ним закрылась дверь, он не услышал, как Вера Никаноровна сказала:
– Что глазки строишь?! Он женат.
– И очень жаль! – ответила Шурочка.
– А как ты хочешь? Такой парень нигде не задержится.
Шурочке показалось, что Вера Никаноровна вздохнула. И было отчего. Ее мужу исполнилось примерно столько, сколько Олегу, когда он погиб при задержании опасного преступника.
А Околышев тем временем спустился на первый этаж. Здесь размещались Дежурная часть, Уголовный розыск, ОБХСС, другие службы. У двери сидел за стойкой милиционер.
На первом этаже всегда царила оживленная рабочая обстановка. Люди переговаривались и по делу, и на житейские темы, и про любовь. Вот и сейчас молодой с тонкими щегольскими усиками младший сержант Пилипенко показывал фотографии, на которых он был заснят во время службы в десантных войсках. С фотографий смотрел совсем молодой безусый Пилипенко.
Впрочем, главным на фотографии было не лицо, а берет, лихо сдвинутый набок, полосатая «зебра» тельняшки в вырезе ворота гимнастерки и автомат Калашникова на груди. На другой фотографии Пилипенко стоял в группе солдат, таких же как и он. Третья и четвертая фотографии демонстрировали как лихо он действует на учениях.
Пилипенко явно гордился службой в десантных войсках, но скромности ему еще явно не хватало.
Околышев всегда отчетливо ощущал рабочую атмосферу первого этажа, пункта неусыпного наблюдения за общественным порядком. Даже когда Околышев выходил из помещения милиции на задание или домой, он всегда чувствовал свою индивидуальную причастность к нему.
Чувство это было двояким. В милицейской форме, он ощущал себя волнорезом. Людской поток обтекал его. Люди уважительно сторонились, уступали дорогу. Никто не задевал его локтем или плечом, никто не наступал на ноги. Он шел вперед спокойно, уверенный в авторитете и неприкосновенности милицейского мундира.
А в штатском Олег чувствовал себя человеком-невидимкой. Он был как все. Ему дышали в лицо винным перегаром, толкали в троллейбусе и автобусе, наступали на ноги при сходе с эскалатора в метро. Он был для всех такой же как они, и в то же время оставался милиционером, который тайно, как в шапке-невидимке, наблюдает за окружающим миром.
Вот в таком же состоянии человека-невидимки вышел он из дежурки, направляясь в метро. Часы показывали полдень. Солнце светило по зимнему холодно, но ярко. Даже грязный снег сверкал и искрился. Цветной рекламный стенд возвещал, что в ближайшем кинотеатре идет новый художественный фильм «Прохиндиада…». Суетливо сновали люди. Около метро их поток сгущался, но Околышев еще
