и увидел название улицы «Замоскворечье». Дом этот был меньше соседних и имел всего три окна. Что-то толкнуло в сердце монаха, он без страха открыл дверь и вошёл. Маленькая горница, накрытый стол с самоваром, связки лечебных трав по стенам. Рядом с чашками, помещёнными на блюдца перевёрнутыми, колотый сахар, вазочки с вареньем. Накрытый расписным полотенцем глиняный горшок содержал нечто вкусное. Судя по запаху, туда не забыли положить и мяса. Как ни странно, ко всему происходящему монах относился спокойно. Ибо, сказано мудрыми: Бреди и точно добредёшь, ищи, и точно отыщешь. А если на месте будешь сидеть, то тебя легко и быстро обгладают обстоятельства! Войдя, присел гость к столу, налил из самовара кипяточка, из заварного чайника заварки, взял кусочек сахара, до сладкого и монахи падки, сидит. Чай вприкуску пьёт. Ничего не опасается. А чего бояться, скажите на милость, коли ты уже вроде как умер, только не на совсем, и не до конца. Tак! Понарошке. А сам всё время по-пути просветления и Дао продвигаешься. К заветной цели – помереть окончательно и спастись! Kакой-то лёгкий шорох раздался, видит монах полупочтенную, не старую ещё женщину, ведущую за руку в дом молодую особу, покрытую белым платком. Oткуда-то даосисту известно, цвет означает смертную печаль, следовательно, молодая является, вероятнее всего, вдовой. Однако, нарумянить щёки, подкрасить губы и брови с ресницами не позабывшей! На чистом местном языке говорит чаепитец: Нинь хао, на что пришедшие, с поклоном и величая его батюшкой-милостивцем, отвечают: По-здорову ли живёшь? Поправить хотел монах своё синее даосское одеяние, но, не обнаружил его на себе. Поскольку наряжен был в кафтан стрелецкого покроя, порты в полоску и сапоги с отворотами. А под кафтаном алела красотой и цветом крови красная рубашка-косоворотка с мелкими перламутровыми пуговицами по вороту. Сели теперь уже втроём чай пить, старуха и говорит. Вот батюшка! Не верит гостья моя, что у тебя девятивершковый жеребчик в штанах проживает. Пьёт чай монах и молчит. Дальше слушает. И слышит. Ты бы, милостивец наш, за малую мне долю, помог боярышне-купчихе. Полгода как муж умер, да и стар был очень. Так после смерти его пробовала бабочка разное и разных! Bидно не судьба. Мелочь в её вдовий бредень попадается. А тут мы услышали про подвиги твои и родни твоей, так она обомлела до нельзя, а после, в изумление придя, такое отчекрыжила: Хочу Луку Мудищева во всей доблести и славе его. Что б предков именитых не подвёл, особенно того, который, сами знаете чем, пудовые гири поднимал, взгляд царя-батюшки радуя! И вот мы здесь! Молчит монах, под столом вершками измеряет. Однако, даже с пилюль киноварных, только семь вершков собрал. Тут говорит он на чистом местном, сикоко, сикоко надо? У меня только семь при себе имеется, я ещё пару-тройку вершков отдельно держу. Так что идём в залу разврата, я всё смонтирую. Пошли они в соседнюю комнату, а там такое началось, не опишешь в словах, и откуда взялось столько силы, и не в руках?