вместе с ним над его приколами и говорила о своем сценарии из времен Второй мировой войны. Общаясь с ним, Шанталь остро чувствовала, как сильно по нему скучает и как пуста ее жизнь без детей, разлетевшихся по свету. Увы, то время, когда они были маленькими, миновало безвозвратно, и теперь ей оставалось только довольствоваться короткими и столь редкими встречами с ними.
Что ж, таковым оказалось искусство быть матерью взрослых детей, и оно далось ей не так уж просто. С их отъездом в ее жизни образовалась пустота, но она ни намеком не обмолвилась с ними об этом. Она не считала их виновными в том, что они повзрослели и у них появились свои интересы, как бы горько это ни было для нее. Ей оставалось смириться с таким положением вещей, и у нее это получалось с переменным успехом. Вот, например, свидания с младшим сыном всегда поднимали ей настроение на несколько недель. Приезжая к Эрику, она искренне радовалась, проводя с ним время, а он забрасывал работу, чтобы уделять все внимание матери.
В один из вечеров они пригласили на ужин Аннелизу, его новую подружку. Она оказалась милой девушкой из Штутгарта, студенткой, изучавшей искусство и боготворившей Эрика. Аннелиза совершенно не скрывала, что он, по ее мнению, гений, а Эрик смущался ее восхищением, но был очень рад, что она понравилась Шанталь, несмотря на ее многочисленные татуировки и пирсинг на лице. Шанталь давно уже привыкла к таким художествам: видела у его друзей и подруг, – но сам Эрик, к счастью, ничем подобным не обзаводился.
Шанталь забавляло, сколь ее дети отличались друг от друга. Шарлотта всегда была самой консервативной из всех, сторонилась бесшабашных друзей младшего брата и их образа жизни. Порой девушка даже позволяла себе делать замечания матери относительно ее якобы богемных костюмов и просила надевать что-нибудь более строгое, когда мать навещала ее в Гонконге и они собирались в ресторан. Поль же с радостью принял все аспекты жизни в Штатах, включая бодибилдинг и тяжелые силовые тренировки. В течение уже многих лет он придерживался вегетарианства, всегда просвещал мать относительно всевозможных диет и брал ее с собой в гимнастический зал, когда она бывала в Лос-Анджелесе. Шанталь жаловалась Жану Филиппу, что сын едва не угробил ее своими кардиоупражнениями. Зато, едва покинув Новый Свет, она набрасывалась на нормальную еду и даже иногда курила, когда ощущала потребность в этом. Единственное преимущество жизни в одиночестве заключалось в том, что она могла делать все, что ей хочется, но это была слишком слабая компенсация за то, что она так редко видела своих детей…
Перед отъездом из Берлина в воскресенье вечером Шанталь набила холодильник Эрика продуктами, которые он любил, заменила все перегоревшие лампочки в его жилище, отмыла до блеска полы, отремонтировала две перекошенные полки в его студии, заменила сломанный светильник, сводила сына в ресторан и провела довольно много времени с его новой подружкой, чтобы лучше узнать ее. Все вместе они сходили в Музей гамбургского вокзала,
