и я поймал ключи свободной рукой.
– Что теперь? – неожиданно спросил Бенарес.
– Может, им понравится комната, которую ты только что освободил? – предположил я.
– Да. – Он кивнул несколько раз с внушительной важностью пьяного знатока. – Это действительно хорошая идея, парень, но я сначала должен сделать еще кое-что.
Он медленно, но уверенно прошаркал к столу, опустив руки и держа их перед собой, сжимая и разжимая пальцы.
– Джонни, – резко окликнул я, – сейчас не время…
– Это мой старый дружище Луис, – монотонно бормотал он. – Предатель! Я хочу отблагодарить его за чудные деньки, которые провел здесь по его милости. И за те прекрасные слова, которыми он старался подбодрить меня: «Добавь ему еще полдюжины плетей, Полночь, и он расколется, как орех. Джонни всегда был мягкотелой гнилушкой». И знаешь, приятель, она добавляла!
– Оставь это, Джонни! – прохрипел я отчаянно. – Это успеется, не теряй времени…
Но было уже поздно. Луис, святой со шрамом, сидел между двумя верзилами, и это значило, что Бенаресу нужно было обойти одного из них, чтобы подобраться к своей цели. Не слушая моих уговоров, он упрямо двигался к Луису и на мгновение закрыл своим телом того громилу, который только что бросил мне ключи от машины. Послышалось слабое шуршание, и внезапно прогремели два выстрела, эхом отозвавшиеся по всей комнате. Джонни Бенарес откинулся назад, две пули продырявили его тело, и он повалился набок. При звуке выстрелов у меня сработал условный рефлекс, и я неожиданно для себя очутился в трех футах от того места, где только что стоял. Так что третья пуля громилы, попав в стену на уровне моей головы, не причинила мне никакого вреда. Он сделал все правильно, этот громила, выстрелив поверх падающего тела Бенареса, в надежде расплескать мои мозги по штукатурке, пока я соображал, что же такое произошло. Единственным фактором, который он не смог учесть, были мои быстрые ноги, и теперь у него уже просто не было времени исправить свою ошибку. Краткое мгновение, когда он искал глазами меня и перемещал ствол пистолета на полдюйма, было тем самым, которого хватило мне, чтобы дважды нажать на курок моего 38-го.
Темная дыра внезапно появилась чуть пониже его левого глаза, и тут же к ней добавилась еще одна прямо над бровью. Он сразу потерял весь интерес к игре и упал на свой стул, голова склонилась набок под неестественным углом.
Сменив одну игру, «Убей или умри», на другую – «Замри!», мы оказались в абсолютной, полной тишине. Луис сидел не двигаясь, его рука замерла, не дотянувшись до кармана пиджака, в то время как оставшийся в живых верзила представлял собой неплохую имитацию восковой фигуры скорчившейся гориллы, наполовину сползшей со своего стула. Затем напряжение постепенно ослабло. Рука Луиса медленно вернулась на свое место на столе, где и осталась лежать ладонью вниз. Верзила украдкой забрался на свой стул, с безжизненной ухмылкой на лице, сделав вид, что он был там все время.
– Как я уже сказал, джентльмены, – я глубоко вздохнул, – возможно, вам понравится комната, только что
