любви так просто и виртуозно, так легко и умно, так точно и, главное, неслезливо. («Цайт») Впервые на русском роман современной швейцарской писательницы и актрисы Моник Швиттер, в 2015 г. удостоенный самой престижной литературной премии Швейцарии и вошедший в шорт-лист Германской книжной премии. Героиня романа – режиссер и писатель, мать двух малышей – случайно узнает, что ее первый возлюбленный, Петр, выбросился из окна пять лет назад. Это заставляет ее вспомнить, пережить заново и записать историю отношений с Петром, а затем и с остальными мужчинами ее жизни. Каждому из них посвящена отдельная глава, и все, кроме одного, носят имена библейских апостолов. Прошлое перетекает в настоящее, и вопрос о сущности любви становится для героини жизненно важным.
Copyright © Literaturverlag Droschl Graz – Wien, 2015, Austria
Russian edition through Nabu International Literary Agency; www.nabu.agency
© «Текст», издание на русском языке, 2017
1. ПЕТР. Так же быстро, как идет человек. Гамбург, январь 2013 г. / Ленцерхайде, рубеж 1992/1993 гг
Когда забиваешь в Гугл имя своего первого возлюбленного, то делаешь это не просто так – это реакция на стук: ты слышишь его вечером, засыпая, а еще сильнее – утром, разглядывая в зеркале глубокую вертикальную складку между бровями. Ты пытаешься понять, откуда этот стук доносится – снаружи / изнутри? Где он возникает – на чердаке / в черепной коробке? Но все напрасно, разгадать секрет не удается.
Стук нарушает мой покой все чаще, его послания становятся все запутанней, вот и сейчас – в январе, поздним пятничным вечером – он снова здесь. Дети сегодня взвинченные, совсем измотанные – они всегда такие, если целую неделю ходили в садик; весь вечер они ссорились и ревели по очереди, а когда пришло время укладываться, орали как сумасшедшие. Наконец-то оба уснули, и в доме наступила тишина, даже собака словно оцепенела на подстилке под письменным столом, я долго смотрю на ее черную лохматую шерсть – жду движения грудной клетки; я делаю вдох, и стук нарастает. Сначала короткие удары, потом, изредка – длинные. Рисую в блокноте точки – тире. В азбуке Морзе я разбираюсь не особо, но вглядываюсь в таблицу так долго и упорно, что сигналы в конце концов обретают смысл. Ну хоть какой-то. ДЫМ. ВРЕМЯ. ДИТЯ. Как-то так. (Возможны были варианты: ЛЬЦХ. ТДИА. ЦРНЕ или ЕТИНАКСИ. МЕСА. ТЯДИ. Таких слов, кажется, нет ни в одном языке, поэтому остаюсь при своем мнении: Дым. Время. Дитя.) Тихо. Муж, наверное, у себя в комнате разгребает электронную почту, скопившуюся за неделю, он всегда занимается этим по пятницам, если ему не нужно на работу; ближе к полуночи я услышу его радостный крик: «Выходные!» Мы уже давно собираемся куда-нибудь вместе выбраться. Куда-нибудь. Но – то у него нет времени, то у меня. «Дым-время-дитя!» – проносится у меня в голове. Я захлопываю блокнот, закрываю вордовский файл и открываю новое окно. В поисковой строке забиваю имя Петра – имя моего первого возлюбленного.
Возможно, я не найду ничего и разочарованно брошу это дело. А может, наоборот, – попадется информация о жене и детях. А почему бы, собственно, ему и не жениться? Я даже готова увидеть фотографии. Но только не это. Только не это. А ведь Петр намекал на что-то подобное уже в ночь нашего знакомства. Он говорил, что человеку не дано летать и что его это бесконечно огорчает. Потом заговорил о падениях, а потом вдруг – об уходе. Я переспросила: «При чем тут уход?», и он ответил: «Один шаг, один-единственный шаг в пустоту, и всё, порядок». Он раскинул руки, словно приготовился взлететь, посмотрел на меня и улыбнулся. В комнату входит муж, он не постучал, не позвал меня по имени, такое редко случается, обычно только в разгар ссоры, когда он по-настоящему рассержен, возмущен или взволнован. «Ты занята?» – спрашивает он. «Нет», – отвечаю я, умолчав: «Я только что узнала о смерти Петра».
– Да ты задыхаешься, – говорит он.
– Да я… с чего бы? Сижу целыми днями.
– Может, поэтому… – Он запнулся. Кажется, хочет что-то сказать. Набирает в грудь воздуха, потом поспешно отворачивается и прислушивается, к чему – непонятно. Закрывает дверь.
«Что-то случилось?» – кричу я вдогонку, но он отвечает: «Ничего срочного». Дверь захлопывается.
Я выдвигаю ящик с открытками и тут же нахожу, что искала. Огромный бородатый Христофор в коричневых одеждах, ноги непропорционально длинные, на плече – крошечный, словно игрушечный Спаситель. На оборотной стороне надпись: «Изображение святого Христофора (около 1400 г.) в церкви Святого Петра в Мистайле».
Я провожу пальцем по одеждам Христофора, цепляюсь за коричневый подол, закрываю глаза и уношусь мыслями в прошлое. В те дни, когда все было в первый раз. Стоит зима, наша первая зима. 1992 год. Мы с Петром приехали на рождественские каникулы в гости к родителям Марка, в горы.
Снежинки падают, если влажность подходящая, так же быстро, как идет человек. У меня нет зимней обуви, а уж тем более сапог для долгой прогулки по снегу. Есть только лодочки на каблуках, я их ношу круглый год. Нарезаю в них километры, даже если болят ноги. В университете же нет снега. Эльфи смотрит на мои туфли.
