Лучше чай.
Шарлотта молча занялась приготовлением чая. Внутреннее напряжение не покидало ее: она ожидала, когда мать заговорит. Но Анна держала паузу до тех пор, пока Шарлотта не поставила перед ней чашку со свежезаваренным чаем. И лишь тогда Анна спросила ее напрямик, не став ходить вокруг да около:
– Какие отношения связывают тебя с Риком?
Глаза Шарлотты сверкнули недобрым блеском.
– Что ты имеешь в виду под словом отношения? – взвилась она.
– Он ведь провел здесь минувшую ночь…
– Да! Что, есть закон, запрещающий это? Или ты даешь мне понять, что впредь я должна советоваться с тобой касательно того, кого я могу принимать в качестве гостя, а кого нет?
Анна тяжело вздохнула. Чувствовалось, что ей уже расхотелось продолжать разговор в прежнем воинственном тоне.
– Кажется, ты забыла, что он помолвлен!
Шарлотта молча взглянула на мать. Ее раздирали смешанные чувства: злость, раздражение, осознание собственной вины. Плюс к этому общее тошнотворное состояние, какое обычно бывает с похмелья.
– Зачем же ты все усложняешь? – продолжила мать.
Шарлотта отчаянно боролась с накатывающей на нее яростью. Еще немного, и ее демоны снова вырвутся на волю, и тогда…
– А что я усложняю? Не понимаю тебя! Изволь выразиться яснее! Или ты подозреваешь меня в том, что я завела любовную интрижку с Риком?
– Нет, но я пытаюсь…
– А если бы и завела?! Что здесь такого? У тебя есть какие-то возражения?
– Рик – твой сводный брат! Или ты забыла? Рискую повториться и тем не менее напоминаю еще раз. Он помолвлен с Кэти.
Шарлотта положила обе руки на стол.
– Мама! Неужели вы все тут ослепли? Или ты хочешь сказать мне… хочешь заставить меня поверить в то, что ты в упор не видишь того, что творится у тебя под носом? Взгляни же ты наконец правде в лицо!
Анна выдержала взгляд дочери, не дрогнув, но все же в конце концов была вынуждена отвести глаза в сторону.
– Ты же все прекрасно понимаешь! Или нет? – Шарлотта уже рубила сплеча, не задумываясь о последствиях.
Анна нервно сглотнула слюну.
– Понимаю! – тихо обронила она.
Неожиданно для самой себя Шарлотта вдруг почувствовала невыразимое облегчение. Такое чувство, будто это не чья-то чужая, а ее собственная тайна вышла вдруг наружу. Она слегка отодвинула назад свой стул и впилась взглядом в мать.
– И ничего страшного в этом нет! Поверь мне! Он все такой же! Тот же самый Рик, которого все мы знаем и любим. Что это меняет?
– Знаю! Но Боб… это станет для него страшным ударом.
– Откуда тебе это известно? Мы же еще не знаем, что он скажет!
– Боб консервативен. У него традиционные представления и взгляды. Для него мужчина – это мужчина. И вдруг он
