расклеила? Всего два или двадцать? Что с ней будет потом?
Машина удалялась, и я схватил телефон и набрал номер, тот, с объявления. Несколько гудков, и я услышал женский голос. Тихий, нежный. Конечно, я сказал ей, чтобы не делала глупостей, что она может пожалеть об этом. В трубке молчали. И вдруг я увидел, как машина, та самая машина, в которой я ее видел, пятится ко мне. Медленно, как уставший тяжелый зверь. Наконец, автомобиль поравнялся со мной, стекло опустилось, и тонкая белая рука поманила меня, приглашая в салон.
– Что было потом?
– Мы ехали молча, я совсем забыл о детях, няне, да обо всем на свете. Просто смотрел на нее, причем украдкой, осторожно. Она была очень красива.
– Она привезла вас в «Геро»?
– Да. Притормозила возле крыльца, вышла, я следом. Мы вошли в гостиницу. Там было тепло, я закашлялся. Еще пахло каким-то ароматизатором, очень сильно. Момент, когда она что-то там оформляла, из моей памяти стерся начисто. Или она заранее забронировала номер? Я увидел у нее в руках ключ с деревянным брелком в форме шара. Потом она двинулась к лестнице, я за ней. Она как будто заколдовала меня. Мы поднялись, вошли в номер. Вот и все.
Он так хорошо рассказывал, что я живо представил себе и гостиницу, в которой никогда не был, и даже лестницу, ступени, покрытые красной ковровой дорожкой, узкие щиколотки женских ног, обутых в черные сапожки тонкой кожи.
– Потом мы познакомились. Ее звали Леной.
Мирем
Она курила уже пятую сигарету. Сидела в сквере рядом с собором, глядела на голубей, которых кормили маленькие дети и их мамы, и курила, курила. Ее пальцы, уже ставшие коричневыми от табака, казались неестественно длинными из-за узких, покрытых красным лаком ногтей.
Чем больше она курила, тем больше хотелось. Она втягивала в себя дым, и ей казалось, что его яд убивает то нехорошее, тяжелое, что давит на грудь и мешает жить. Дело было даже не в деньгах, которые она отдала Меттину. Не впервые, в самом деле, она оплачивает его карточные долги. Дело было в том, что он, получив свое, на какое-то время вообще о ней забывает.
У него свои дела, он кружит по Болгарии, просиживает последние штаны в грязных крычмах в обнимку с бутылкой «Каменицы», «Загорки» или «Шуменским» пивом, курит одну сигарету за другой, как она сама, да и многие вокруг, подсевшие на сигареты. И так будет продолжаться до тех пор, пока его, пьяного, грязного, не вернут в его турецкое село, в крохотный, доставшийся ему от родителей дом с треснувшими стенами и разбитой оранжевой черепицей, где он отоспится, отмоется, чтобы снова поехать в город, в тихое кафе на окраине. Такие же, как он, подцепившие вирус комара[1], будут пытать там свое счастье за карточным столиком. Сначала на кон будут поставлены стотинки[2], потом игра затянет, он начнет выигрывать и, увлекшись и уже проигравшись в пух и прах, станет занимать деньги у своих приятелей.
Позже, когда деньги у всех
Комар
Стотинка – болгарская мелкая купюра.
