в сердце Турина, как источник в скале.
– Увы! – воскликнул он. – Как бы я хотел остановить эту стрелу! Отныне не напрасно место сие будет зваться Бар-эн-Данвед, Дом Выкупа. Ибо, останемся мы здесь или нет, я считаю себя твоим должником; и, если доведется мне обрести сокровище, я в знак скорби уплачу выкуп за твоего сына, полновесным золотом уплачу я, хотя и не развеселит оно более твоего сердца.
Тогда Мим встал и пристально посмотрел на Турина.
– Я слышу тебя, – сказал он. – Ты говоришь как гномий государь былых времен, и дивлюсь я этому. Ныне остыло мое сердце, хоть и нет в нем радости. И потому я уплачу выкуп за себя: можешь остаться здесь, если желаешь. Но вот что скажу я к этому: тот, кто выпустил стрелу, должен сломать свой лук и стрелы и положить их к ногам моего сына; и не должен он более брать в руки стрелы или ходить с луком. Если он сделает это, он умрет от лука и стрел. Такое проклятие налагаю я на него.
Андрог устрашился, услышав это проклятие; и, хотя и с великой неохотой, сломал он свой лук и стрелы и положил их к ногам мертвого гнома. Но, выходя из комнаты, он злобно покосился на Мима и проворчал:
– Говорят, проклятие гнома живет вечно; но и проклятье человека может попасть в цель. Чтоб ему умереть со стрелой в горле![52]
Ту ночь они провели в зале. Им не давали спать причитания Мима и Ибуна, его второго сына. Они не заметили, когда гномы замолчали; но когда изгои наконец проснулись, гномы исчезли, и дверь в комнату была завалена камнем. Утро снова было ясное; изгои умылись в пруду, радуясь солнцу, и приготовили еду из того, что у них было; и, когда они ели, перед ними вдруг появился Мим.
Он поклонился Турину.
– Он ушел, и все сделано как надо, – сказал гном. – Он покоится со своими отцами. А мы остались жить – обратимся же к жизни, хоть, быть может, и немного нам осталось. Нравится ли тебе дом Мима? Считаешь ли ты, что выкуп уплачен и принят?
– Это так, – ответил Турин.
– Тогда можешь устраиваться как тебе угодно, все здесь твое, кроме той запертой комнаты: в нее не должен входить никто, кроме меня.
– Мы слышали тебя, – ответил Турин. – Но что до нашей жизни здесь: мы в безопасности – или так кажется; но ведь нам нужно добывать пищу и многое другое. Как же нам выходить отсюда – или, тем более, как нам возвращаться обратно?
Мим расхохотался гортанным смехом, и изгоям это не слишком понравилось.
– Боитесь, что попали в паутину к пауку? – сказал он. – Мим людей не ест! Да и пауку не справиться с тридцатью осами за раз! Смотрите, вы все при оружии, а я стою перед вами беззащитный. Нет, нам с вами придется делиться всем: и жильем, и пищей, и огнем, а может быть, и другой добычей. Думается мне, что дом этот вы будете стеречь и хранить в тайне ради своего же блага, даже когда узнаете дорогу внутрь и наружу. Вы ее запомните со временем. А пока что Миму или его сыну Ибуну придется вас провожать.
Турин кивнул и поблагодарил Мима; большинство людей Турина тоже порадовались: в лучах утреннего
Встречается другой вариант проклятия Андрога: «Пусть у него под рукой в час нужды не окажется лука». Мим в конце концов принял смерть от меча Хурина пред Вратами Нарготронда («Сильмариллион», гл. 22, стр. 255).
