плещется отвага, звенит чужая магия и пахнет спрятавшимися в ночных облаках чудесами.
И пока Тайра слушала истории поющей травы, Ким говорил о том, что когда-нибудь она – Тайра – займет его место хранителя знаний. Унаследует книги, найдет для них новую лучшую обитель, пополнит библиотеку своими записями и однажды найдет того, кому все это бесценное сокровище передать.
– Ким, это все так далеко. Зачем ты говоришь об этом?
– Ничего не бывает близко или далеко, Тайра. Оно просто есть.
– Но ты еще не так стар, а у меня даже нет своего дома. Никто не позволит мне забрать у тебя книги и хранить их. Никто, мне кажется, вообще не оставит меня в покое – все всегда постоянно будут чего-то хотеть. Моих умений, моего труда, моего тела…
Ей было грустно говорить об этом и еще горше мечтать – как отколоться от общества и заиметь свой собственный угол? Как вообще перебраться к Киму на постоянное место жительства и забыть о том, что вокруг бормочет звуками разноголосый Руур?
– Все придет, Тайра. Придет. Нелегко и не сразу, но все сложится. Ты только книги не оставляй чужим людям.
Тогда она молчала в ответ. Потому что верила, что впереди еще много таких вечеров, и что Ким позаботится о книгах, ведь она только сейчас начала узнавать по-настоящему важные вещи, только сейчас начала учиться. И еще молчала, потому что верила в то, что старый учитель будет жить вечно.
Тот день, расколовший ее жизнь надвое, принес сразу две смерти – Раджа и… Кима.
Почему? Это навсегда осталось загадкой.
Даже теперь, стоя под беспощадным солнцем, три недели спустя, Тайра не хотела об этом вспоминать, но обезумевшая от горечи память – память, что жалела саму себя, – принялась вытаскивать на свет, отдающие привкусом отчаяния и безнадеги, детали.
Радж умер ночью. Прибывшие в дом лекари поначалу пытались бороться за его жизнь, позже констатировали смерть, а после увезли бездыханное тело на запряженной лошадью телеге.
Оцепеневшую в ужасе и растерянности Тайру оставили одну.
До самого утра та, то проваливаясь в кошмарные сны, то выныривая из них, боролась с ощущением присутствия в доме кого-то темного – иной пугающей силы, что появилась в опустевших стенах одновременно со смертью хозяина. А утром, стоило первым лучам солнца осветить улицу, запинаясь за складки мятого тулу, она со всех ног бросилась прочь – к единственному дому, который мог согреть и к единственному человеку, который мог что-то объяснить.
В то утро, как ни в какое другое, ей требовалась помощь, подсказка, совет. Что делать? Как жить дальше?
Но вместо ответов у дверей лачуги старого учителя ее ждали новые вопросы в виде стражей Правителя.
– Кто такая? Внутрь нельзя!
Перед лицом пытающейся прорваться в дом Кима Тайры, скрестились лезвия ножей.
– Я работаю здесь служанкой. Пустите. Мой хозяин
