мне в больнице.
Улыбка негра
Я лежала в постели, закрыв глаза, и глупо улыбалась, когда раздался долгий требовательный звонок в дверь. Открывать мне почему-то не хотелось. Я продолжала лежать, не двигаясь. Звонок повторился. Нехотя бреду к двери, спрашиваю: кто?
– Почта, – сразу ответил мне женский голос.
Я приоткрыла. Чья-то нога вклинилась в щелку. Пришлось распахнуть дверь пошире. Передо мной стояли две незнакомые молодые женщины.
– Ах, ты, дрянь! – начала сразу одна из них, завитая барашком. – Да у нас такого за десять лет ни разу не было. Где родители?
Не дожидаясь ответа, они отодвинули меня и вошли.
Опасаясь, как бы меня не вернули обратно, я быстро улеглась в постель. Женщины закрыли дверь в мою комнату и отпустили на полную мощность воду в ванной. Через грохот падающей струи я слышала их смех и выкрики:
– Ха-ха… Тань… Бумага есть? Ха-ха-ха… Ну, скажешь… Спроси у… Где карандаш?..
Вскоре дверь хлопнула. Я поняла, что они ушли, но некоторое время не вылезала из постели. Наконец решилась. Квартира была пуста. Только в ванной по-прежнему хлестала вода; я закрыла оба отвернутых до отказа крана. Сильно хотелось есть.
В холодильнике нашлись старые рыбные консервы. Почерневшая шпротина загнула кверху свой обветренный хвост. В хлебнице – горбушка обдирного. Нормальный ужин, после слизистых больничных супов.
Шеборшение ключа в двери – это родители.
Мама из коридора бросила мне на кровать рейтузы. Оказывается, родители были в больнице, забрали мои вещи. Рейтузы нянечка подобрала на лестнице, около отделения. Наверное, из рукава вывалились: я люблю все пихать в рукав, даже зонтик.
Рассказала я о странном визите, а папа на своем письменном столе нашел записку. Она была суровой. Сестры писали, что позор лежит отныне на голове моего папы: ведь это, конечно, он воспитал такую дрянную дочь. Они требовали, чтобы наутро родители явились на врачебную пятиминутку. И судя по тем пунктам, которые сестры предполагали вынести на обсуждение, пятиминутка грозила перерасти в целый час. Еще они предупреждали папу, что позаботятся о письме «куда надо». И «где надо» папе наверняка «влепят выговор по партийной линии».
Мне стало страшно за папу, но ведь иначе поступить я уже не могла.
Вити в то время в городе не было, и я осталась в комнате на ночь одна. Хотя я очень люблю, когда Витя дома, теперь я радовалась, что в комнате никого. Я всегда боюсь проговориться ночью о чем-нибудь таком, секретном. Хотя сейчас у меня особых секретов нет, но все-таки…
Однажды мне всю ночь снилось, что я ругаюсь плохими словами. И проснулась я оттого, что выкрикнула громко слово «сволочь». Было уже часов десять, и Витя давно не спал. Он читал книжку, лежа на своей кровати. Мама всегда его ругала и говорила, что Витя испортит себе глаза. Но плохое зрение оказалось почему-то у меня, хотя я никогда не читаю лежа. Так вот я увидела Витю и подумала,
