невесту, Родину мы любим,Бережем, как ласковую мать!..
Пусть только замахнутся, эти враги! Мы так брови насупим, так насупим, что они сразу разбегутся. Не знаю, как любят невесту, но как любить и беречь маму, я хорошо понимаю. Вот и Родину я буду так же любить.
Застучал метроном. А я все еще стою, прижимаясь ухом к тарелке. Жду, пока затихнет мое внутреннее волнение…
Я выключил радио, слез с табуретки и забрался к себе на сундук. Лампу оставил горящей – мама с кухни придет и сама задует ее. Вспомнил, что забыл помолиться перед сном, как учила бабушка. Еще рассердится Боженька! Но вставать с сундука уже не хотелось. Повернулся на правый бок, подложил ладошку под щеку и быстро заснул, уверенный, что со мной и со страной все будет хорошо.
Кончился чудный день. А где-то далеко, на Западе, уже полыхала мировая война, о которой мы, дети, еще ничего не знали. И не могли знать, не могли даже подумать, что скоро, совсем скоро взорвется наше счастливое детство…
НОВЫЙ ДРУГ
В тот памятный 1939 год холода пришли рано – уже в начале октября появились заморозки. Пришлось папе доставать с чердака вторую, зимнюю раму. Между рамами положили ватный валик, покрытый плотной белой бумагой, и украсили мелко нарезанными кусочками цветной бумаги. На середину валика бабушка поместила желтый картонный крестик с косой поперечиной. На концы валика мама поставила две розетки с солью, чтобы стекла меньше потели. Я тоже приложил руку к украшению окна – положил несколько красивых гладких камушков, собранных на реке. Бабушка перекрестила окно, как будто оно живое.
– Теперь нам не страшен Мороз Иванович, – сказала она. – Перезимуем, благословясь.
Довольные своей работой, все пошли пить чай.
Потом я завел граммофон, и мы с Тоней стали слушать новую пластинку, которую папа привез из Ленинграда.
– Это песня про то, – сказал папа, – как у озера Хасан всыпали перцу японцам наши три танкиста, три веселых друга.
Мы с Тоней несколько раз прокрутили пластинку – все искали слова, как танкисты ловят япошек и сыплют им перец. Но слов таких не было. Вообще японцы не упоминались. Были только слова:
…И летели наземь самураи
Под напором стали и огня.
Мы пошли к папе за разъяснениями.
– Здесь только про самураев каких-то. А про японцев нет ни слова, – сказал я.
– Так это и есть японцы! – засмеялся папа. – Самураи – это военные японцы. Они не сдаются в плен, а делают себе харакири, то есть режут сами себе животы.
– Вот теперь мне понятно! – обрадовался я.
Харакири, харакири! Слово-то какое красивое! И я тут же побежал на улицу рассказывать мальчишкам о самураях, о нашей победе над ними, о дружных наших танкистах.
Как-то после завтрака бабушка сказала нам с Тоней:
– Сегодня мы пойдем в гости.
– Вот здорово! А куда пойдем? – спросил я.
– К бабе Акке, она вчерась приходила к нам.
Финка,
