вышла на крыльцо.
Ее худое лицо было искажено гримасой. Можно было подумать, что она плачет. Или смеется. Или сдерживает улыбкой слезы. Подумать можно было что угодно. А вот глаза ее сияли, это точно.
Я никогда не видел, чтобы у человека так блестели глаза.
Она подняла руку с зажатым в пальцах конвертом. Показала его всему двору. Молча. Все знали, что означает этот серый фронтовой конверт. Когда его приносили кому-нибудь из соседей, даже из далеких домов приходили люди, чтобы поплакать со всеми, сказать доброе слово. О покойниках всегда говорят добрые слова.
Томка положила конверт на перила и принялась спускаться по ступенькам. Ее прямая спина сейчас была вытянута, лишь лопатки выпирали острыми углами навстречу друг другу, словно пытались прорваться сквозь старое платье.
Она шла через двор, отбрасывая носком круглые глупые камни, оставленные на асфальте после нашей обычной игры.
Ее маленькая голова была высоко поднята…
Столько лет прошло с тех пор, но почти всегда, когда я вспоминаю наш старый двор, я вижу Томку, идущую по его битому, продавленному асфальту и отбрасывающую туфлями круглые камни.
ПРАЗДНИК СОБАК НАШЕГО ДВОРА
По утрам солнце прокладывало вдоль улиц желтые дорожки с серыми узорами теней.
Я сидел на каменной ступеньке и мечтал, кого бы обмануть.
Из ворот нашего дома вышла тетка Марьям. Она тянула за собой тележку с двумя огромными пустыми бидонами.
– Марьям-ханум, у вас деньги упали!
Женщина обернулась и посмотрела на тележку, на желтую солнечную дорожку.
– Первый апрель – никому не верь! – заорал я.
– Чтоб твоя мать не успевала выписывать тебя из больницы, – проворчала женщина и принялась топтать своей тележкой солнечную тропинку.
– Если я не найду Дезика, я выбью вам стекла и позову милиционера! – крикнул я в сутулую ее спину.
– Дезик-мезик… Из-за паршивой собаки всю улицу поставил на голову…
Тетка Марьям ухватила за рукав какого-то прохожего, седого мужчину в галифе и домашних шлепанцах, и показала на меня пальцем:
– Посмотрите на его лицо! Разве это лицо? Это морда маленького шакала, честное слово!
Прохожий посмотрел на меня, потом на тетку Марьям и выдернул свой рукав из цепких пальцев женщины:
– Какое мне дело?! Я иду за хлебом, какое мне дело?..
Я так и не понял, нашел он во мне сходство с маленьким шакалом или нет…
Все началось с того, что у меня пропал Дезик, сын кавказской овчарки Маргошки. Дезик был хорошей собакой. Когда я катался на самокате по школьному двору, Дезик бежал впереди и лаял. Как бы вместо звонка. Одно ухо у него торчало, как вопросительный знак, второе болталось само по себе. Я ему давал есть, а это было нелегко в то время. Официально Дезик ел один раз в день – когда тетка Марьям привозила во двор бидоны
