некоторое время молчал. Даже сопеть перестал. Слышно было в трубке только негромкое бряканье, – наверное, подбрасывал он в горсти свои коллекционные двугривенные. Потом он сказал:
– А чем он занимается, твой Снеговой?
– Физик, по-моему. В каком-то ящике работает. Шибко секретный. А ты откуда его знаешь?
– Да я его не знаю, – с непонятной досадой сказал Вайнгартен, и тут раздался звонок в дверь.
– Нет, явно сорвались с цепи! – сказал Малянов. – Подожди, Валька. В дверь наяривают…
Вайнгартен что-то сказал или даже, кажется, крикнул, но Малянов уже бросил трубку на тахту и выскочил в прихожую. Калям, конечно, опять запутался у него в ногах, и он чуть не грохнулся.
Открывши дверь, он сейчас же отступил на шаг. На пороге стояла молодая женщина в белом мини-сарафане, очень загорелая, с выгоревшими на солнце короткими волосами. Красивая. Незнакомая. (Малянов сразу ощутил, что он в одних трусах и брюхо у него потное.) У ног ее стоял чемодан, через левую руку был перекинут пыльник.
– Дмитрий Алексеевич? – спросила она стесненно.
– Д-да… – проговорил Малянов. «Родственница? Троюродная Зина из Омска?»
– Вы меня простите, Дмитрий Алексеевич… Наверное, я некстати… Вот.
Она протянула конверт. Малянов молча взял этот конверт и вытащил из него листок бумаги. Страшные чувства против всех родственников на свете, и особенно против этой троюродной Зины – или… Зои? – угрюмо клокотали у него в душе…
Впрочем, это оказалась не троюродная Зина. Ирка крупными буквами, явно второпях, писала вкривь и вкось: «Димкин! Это Лидка Пономарева, моя любимая школьная подруга. Я тебе про нее расск. Прими ее хорошенько, она ненадолг. Не хами. У нас все хор. Она расск. Целую, И.».
Малянов издал протяжный, неслышный миру вопль, закрыл и снова открыл глаза. Однако губы его уже автоматически складывались в приветливую улыбку.
– Очень приятно… – заявил он дружески развязным тоном. – Заходите, Лида, прошу… Извините меня за мой вид. Жара!
Все-таки, видно, не все было в порядке с его радушием, потому что на лице красивой Лиды вдруг появилось выражение растерянности и она почему-то оглянулась на пустую, залитую солнцем лестничную площадку, словно вдруг усомнилась, туда ли она попала.
– Позвольте, я вам чемодан… – поспешно сказал Малянов. – Заходите, заходите, не стесняйтесь… Пыльник вешайте сюда… Здесь у нас большая комната, я там работаю, а здесь – Бобкина… Она и будет ваша… Вы, наверное, душ захотите принять?
Тут с тахты донеслось до него гнусавое кваканье.
– Пардон! – воскликнул он. – Вы располагайтесь, располагайтесь, я сейчас…
Он схватил трубку и услышал, как Вайнгартен монотонно, не своим каким-то голосом повторяет:
– Митька… Митька… Отвечай, Митька…
– Алё! – сказал Малянов. – Валька, слушай…
– Митька! – заорал Вайнгартен. – Это ты?
Малянов даже испугался.
– Чего
