рочила лучше всех в трех штатах. Секрет в том, чтобы поменьше думать. Если начнешь следить за техникой или анализировать ритм и давление, ничего не выйдет. Надо мысленно настроиться, а потом перестать думать и довериться своему телу.
Это как клюшкой для гольфа размахивать.
Я дрочила мужикам шесть дней в неделю по восемь часов с перерывом на обед, и у меня всегда была полная запись на прием. Раз в год я брала две недели отпуска и никогда не работала в праздники, потому что дрочка в праздники только тоску навевает. Итого за три года выходит около 23 546 дрочек. Так что сучка Шардель напрасно распространяется, что я бросила дрочить, потому что у меня нет таланта.
Я бросила, потому что 23 546 дрочек за три года наградили меня туннельным синдромом запястья.
Я честно делала свое дело. Или лучше сказать «на совесть». Я не слишком-то честный человек. Я выросла в большом городе на руках у одноглазой матери (первая строчка моих будущих мемуаров), а она была та еще штучка. У нее не было проблем с наркотиками или выпивкой, зато была проблема с работой. В жизни не встречала такой ленивой бабы. Два раза в неделю мы попрошайничали в центре города. Мать терпеть не могла вкалывать и потому подходила к вопросу стратегически. Денег надо заработать как можно больше и как можно быстрее, чтобы отправиться домой есть полосатые кексы и смотреть реалити-шоу из зала суда, сидя на поломанном матрасе, покрытом пятнами (пятна – самое яркое воспоминание моего детства. Я не помню цвет единственного глаза своей матери, зато прекрасно помню, что пятно на ворсистом ковре было темно-коричневым, как подливка, пятна на потолке – темно-оранжевыми, а пятна на стенах – ярко-желтыми, как моча с похмелья).
Мы с матерью специально наряжались. У нее было симпатичное платье из выцветшего хлопка, поношенное, но очень приличное. Меня мать одевала в одежки, из которых я выросла. Мы сидели на скамейке и высматривали подходящих людей. Ничего сложного. Лучше всего подходят люди, которые приезжают в церковь на автобусе. Местные просто отправят вас в церковь, но чужаки не смогут пройти мимо одноглазой дамочки с грустным ребенком. Второй вариант – пара женщин (одиночки могут ускользнуть, а стайку женщин поди уломай). Третий вариант – одинокие женщины с открытыми лицами. Ну, знаете, такие женщины, у которых обычно спрашивают, как пройти да сколько времени. И еще молодые парни с бородами или гитарами. Мужчины в костюмах не годятся, люди правду говорят – засранцы они все как один. И еще надо смотреть, чтобы у них не было колец на больших пальцах. Не знаю, что это значит, но мужчины с кольцами на больших пальцах никогда не подают.
Те, кого мы выбирали? Мы не звали их мишенями, жертвами или добычей. Мы звали их Тони, потому что моего папашу звали Тони и он никогда никому не отказывал (хотя, надо полагать, однажды все-таки отказал – моей маме, когда она умоляла его остаться).
Остановив Тони, мы за пару секунд решали, как просить. Кто-то предпочитает по-быстрому, вроде уличной кражи. Таким надо выпалить скороговоркой: «Дайтеденежкунахлебушек». Другие любят послушать о чужих несчастьях. Такие дают денег, только если сумеешь их разжалобить, и чем печальнее твоя история, тем больше они гордятся собой и тем больше дают. Я их не виню. Люди вправе развлекаться за свои деньги.
Моя мама выросла на ферме на Юге. Ее мать умерла родами, а отец выращивал сою и в свободное время воспитывал дочку. Она приехала учиться в колледж, но ее отец заболел раком, ферму продали, концы перестали сходиться с концами, и учебу пришлось бросить. Она три года работала официанткой, но потом родилась ее милая крошка, а отец ее милой крошки ушел, и не успела она оглянуться, как стала… одной из них. Нищих. Гордиться ей нечем…
Думаю, идея понятна. Это только начало истории. Дальше можно развить в нужную сторону. Сразу видно, если человек хочет услышать о попытках выбраться из грязи, и вот я уже учусь на отлично в дальней школе (это правда, но правда никому не интересна) и маме нужно только денег на бензин, чтобы меня отвезти (на самом деле я ездила сама с пересадками на трех автобусах). Или человек хочет услышать о недостатках системы, и вот я уже страдаю от какого-нибудь редкого заболевания (названного в честь очередного козла, с которым путалась моя мать, – синдрома Тодда Тайчона или болезни Грегори Фишера) и все деньги ушли на врачей.
Моя мать была хитрой, но ленивой. У меня намного больше честолюбия и стойкости, а на гордость мне плевать. К тринадцати годам я получала на несколько сотен долларов в день больше, чем мать, а к шестнадцати бросила ее вместе с пятнами и телевизором – ну и школой, ясное дело, – и отправилась в самостоятельное плавание. Каждое утро я выходила на улицы и попрошайничала по шесть часов. Я точно знала, к кому подойти, что сказать и как быстро. Мне было ни капли не стыдно. Самая обычная сделка: ты приносишь кому-то удовольствие, он тебе платит.
Теперь вы понимаете, почему дрочка стала естественным продолжением моей карьеры.
Салон «Волшебные ручки» (честное слово, это не я придумала) находился в фешенебельном районе на запад от центра. Карты Таро и хрустальные шары
