хорошо и уютно. Со многими ли мы испытываем такое? – Катенок, забывшись, выпустила от удовольствия коготки. Семеныч чуть сдвинул брови. – С каждым ли мы можем чувствовать себя так комфортно? А отчего это зависит? От многих причин. От близости людей. От их чуткости. От личного пространства, которое не должно мешать другому, и не ограничивать само себя. От любви, от дружбы, от понимания. От любви. Точно, людям не хватает любви. Свободной, сильной и независимой. К живому и неживому. К явлению или существу. Ага, и где ее взять? Кажется, я знаю…»
Семеныч резко выдернул ладонь. Катенок, опомнившись, тут же спрятала когти и виновато переместилась опять на его опустившуюся руку.
«Сколько всяких слов и определений, нужных и не очень, а все сводится к двум – хорошо и плохо. Да, Семеныч? – рассеянно вертелись мысли Катенка. Она вновь уткнулась в ладонь Семеныча. Он шевелил пальцами, гладя ее лоб. Катенок замерла от наслаждения. Ей не хотелось больше двигаться. – Это мы можем не двигаться. А время не может. Оно тянется, ползет, идет, бежит, летит. Замедляется в горе, убыстряется в счастье».
Семеныч выключил айпад. Щелкнул кнопкой выключения на пульте телевизора. За окном стал слышен монотонный шум осеннего дождя.
«Что дальше, Семеныч? – Катенок подняла голову. – Что же будет дальше?»
Семеныч внимательно посмотрел на нее. И ответил:
– Я не знаю, маленькая.
«И что же делать теперь мне? Вот уж никогда не думала, что тут может быть так грустно и запутанно».
– Здесь не грустно. Здесь тошно. Здесь противно, – оставив Катенка на диване, Семеныч подошел к окну. За стеклом подрагивали ветки, мокрая листва поблескивала в свете фонаря. – Бессмысленно. Зачем я здесь? Работа, дом. Дом, работа. Все суетятся, чего-то зарабатывают, гоняются за чем-то. И все без толку. Впереди старость, болезни, смерть. Пыль. Общество это, как змеиный лабиринт. Неверный шаг, и порция яда нарывает кожу. Все одно и то же. Все продается, воруется, покупается, отбирается. Все, кроме времени. А оно стучит в башке, точно часовой механизм от бомбы. И сбежать отсюда некуда. От всех. Чтобы все оставили в покое.
«И оттуда некуда сбежать», – Катенок вздохнула.
– Эй, – неожиданно Семеныч подхватил Катенка под живот, приподнял ее и носом коснулся ее лба. – Что мы загрустили?
Утром Катенок проводила Семеныча до привычного угла, чувствуя по вибрационному холодку, который проникал сквозь кожу, что за ней наблюдают. Она обреченно поплелась назад, даже не дождавшись, пока Семеныч перейдет перекресток до стоянки и оглянется на прощанье.
– Неплохо устроилась! – очевидно, это послужило приветствием для Катенка. Сущностей-эгрегоров на этот раз было две. Они расположились на детских качелях.
«Покачать?» – услужливо предложила Катенок.
– А ты и спишь, и ешь? Как кошка? – возбужденно спросило одно существо. – И что? И как это?
«Потрясающе. Хотите тоже попробовать?»
– Нет, –
