За тебя, Володя!
– Я не могу, господа! Право, я сейчас зарыдаю!
– Ты всегда был плаксой, Тальберг. На, возьми мой платок… Чувствителен, как и все немцы.
– Погоди рыдать, Карлуша. И вы, господа, тоже погодите с поздравлениями. Почему все мы с Володькой да мы? А вы? Вы ведь все уже поручики, а мы с Бекбулатовым – всего лишь корнеты…
Стены «Купца», отдельный зал которого юные офицеры, только что получившие новенькие, с иголочки, золотые погоны, снимали для своего торжества, вздрогнули от взрыва смеха.
– Это ты хватил, Саша, – вытирал кружевным платочком слезы, обильно струящиеся по розовым, как у девушки, щекам свежеиспеченный поручик Третьего Нижегородского драгунского полка Карл фон Тальберг. – Мы все поручики, но поручики армейские, а вот вы с князем – корнеты гвардии! О, как бы я хотел поменяться с вами местами!..
Порядком уже захмелевшие выпускники Николаевского кавалерийского училища чествовали двух своих однокашников, удостоенных высокой чести среди других отличников учебы быть произведенными в гвардейскую кавалерию. Саша Бежецкий – в лейб-гвардии уланский Ее Величества полк, а его неразлучный друг-товарищ Володя Бекбулатов – в Гродненский гусарский. По старой традиции списки хранились в строжайшей тайне и были обнародованы лишь вчера утром, во время торжественного построения во дворе училища. Что ни говори, а попасть в число десяти счастливчиков было дано не каждому.
– И все равно, Сашке повезло больше! – Бекбулатов вскочил на ноги и, расплескивая шампанское из хрустального фужера, потянулся к Бежецкому. – Давайте, господа, выпьем за лучшего из лучших среди нас!
– Прекрати, – слабо сопротивлялся тот. – Ты ведь тоже в гвардии.
– Э-э-э, гвардия… Варшава не Санкт-Петербург, Саша. Давайте, господа, выпьем за будущего генерала Бежецкого, дабы, вознесясь на вершины, не забывал про старых друзей.
– Почему же не за фельдмаршала?
– Тогда уж за генералиссимуса!
Шампанское лилось рекой, тосты провозглашались один громче другого, пьяный вдрызг фон Тальберг рыдал на плече Бежецкого, вытирая слезы кружевной салфеткой вместо потерянного где-то платочка, сияющий Бекбулатов в расстегнутом на груди мундире (уже торопыга успел обзавестись гусарским!) требовал всеобщего внимания, колотя серебряной ложкой по пустому графину… Всеобщее веселье прекратил суровый пехотный полковник, предложивший разгулявшейся молодежи либо шуметь потише и не мешать приличным людям отдыхать после трудов праведных, либо перебираться куда-нибудь в иное место.
Выразился он гораздо резче, понизив при этом голос и оглянувшись через полуприкрытую дверь в Большой зал, но спорить с седым ветераном никто не стал. Тем более что и срок аренды помещения подходил к концу – «Купец», как известно, заведение не из дешевых, а чересчур толстыми бумажниками вчерашние кадеты похвастаться не могли. Пустить пыль в глаза – одно дело, а клянчить у родителей, будто сопливые гимназисты, – увольте. Береги честь смолоду – эту прописную истину они усвоили с детства.
– Эх, почему я не сахарозаводчик, как дражайший мой дядюшка! – шутливо
