– Златоглавая… благоуханье листвы октябрьской, колдовство клёнов…
Октябрь 2013
Три недели и девять дней
Феодосия, Новый Свет
Два солнца стынут, – о Господи, пощади!
Одно – на небе, другое – в моей груди.
Спустя год подошла пора верстать новую книгу – я вновь в Феодосии… И хотя накануне, в конце декабря, угораздило меня захворать, под Рождество – бесприютный – качу из Москвы в Крым…
А чуть свет уж бегу к морю.
Бр-р! – с солнцем на пару оно прячется в пар от мороза… Что так необычно для Юга, где привычно – загорать, плавать, мечтать о тени!
И вот – где декабрьская моя хворь? – купаюсь. Среди лебедей!
Царственно-белые, с какой-то стати (говорят, с Нового года) они облюбовали себе феодосийскую набережную…
Здорово это – начать день с моря… и, наполнившись им, носить с собой!
Тогда, на Рождество, ещё одна, я видел, отдалась морю: безо всего зашла в волны – и уплыла бог весть куда…
Странно: искупавшись за нею следом, ношу в себе её образ…
Он (как позже и образы других плавающих барышень – стройной ли гимнастки, исполняющей на пляже кульбиты, другой ли – «в теле»), запечатлённый морем, долго ещё преследовал меня среди дня…
Лёд, мешанина под кедами поначалу мешали бегать; первые трое суток – снег, метель, окоченевший поутру скворец во дворе, трубный ветр с моря… Такой, что среди ночи распахивалась балконная дверь – и кто-то невидимый, казалось, врывался по мою душу, остужая комнату, увешанную иконами…
А днём – ни-ко-го! Набережная как вымерла. И – средь всеобщего запустения (даже поезда не ходят!) – одиноко стоящая, подточенная временем – на моём пути – Генуэзская башня, помнящая и Цветаеву, и Грина… огромная груда металлолома у причала (где раньше, ещё в 1990-х, шла посадка на теплоход, следующий в Коктебель)… да высокая нарядная ель на площади против вокзала.
Зато на четвёртый день, глядь: море – зеркало запотевшее.
Гладкое, мутное, на глазах исчезло оно из поля зрения, заволоклось туманом, сквозь который едва проглядывало солнце.
Лебеди встретили меня говором. Обсуждая, видимо, как ветр-повеса, что ни ночь, стучится ко мне – непрошенный – в балконную дверь, трубит и вламывается, наводя жуть, и как со стен на меня испытующе смотрят лики святых…
Я почти не сплю. Люди же, наоборт, не проснулись. Всё ещё, кажется, спит.
Дома – и те, похоже, заснули. Пустой вокзал. Никуда не уедешь. Никто не проводит тебя, как не так давно – в октябре…
И лишь на исходе каникул откуда-то взялись прохожие. Море – тоже – приняло обычный свой вид. Как некогда при Марине… Как и год назад…
Я приходил в себя, отогревался душой, работал (ничто не мешало мне взять нужный тон, выверить, сверстать две книги) и, оттаивая, – тайком для себя – вынашивал поездку «на край света» – в Новый Свет.
